разное

[Сан-Саныч 23]

Видимо, это сообщение о сбитом самолете. В обведенном красным сокращенно: добыча/трофей в группе (дословно - в связи с другими). Мл.лейтенант Водинов Д. С. из 44-й развед.эскадрильи. 12.8.43. Л-111 принадлежит к 15-му развед.полку Краснознаменного Балтийского флота, 

Мне непонятно, что означает L 111.

[катуар 617]

@Сан-Саныч спасибо

[linnet 3213]

3 часа назад, катуар сказал:

???

39 минут назад, Сан-Саныч сказал:

Видимо, это сообщение о сбитом самолете. В обведенном красным сокращенно: добыча/трофей в группе (дословно - в связи с другими). Мл.лейтенант Водинов Д. С. из 44-й развед.эскадрильи. 12.8.43. Л-111 принадлежит к 15-му развед.полку Краснознаменного Балтийского флота, 

Мне непонятно, что означает L 111.

Похоже, что это факты взятия в плен в разбивке по советским воинским частям? 

В первой вырезке коллега Са--Саныч отметил упоминание 44 разв эскадрильи. Непонятно примечание по 15 полку КБФ

Во второй вырезке упоминание 190 Двинского шап. там 2 персоны: неопределенный Болинич 11.1943 г. и определенный ефрейтор Брюхно Иван Александрович стрелок нбз 25.9.1944 г.

[катуар 617]

Похоже, что это факты взятия в плен в разбивке по советским воинским частям?   да так и есть

[катуар 617]

как то так зто выглядит

[Mic.Ro. 35]

Verb. - очевидно, сокращение слова Verband = в/ч.

Kgf.a.d.Verb. – Kriegsgefangener aus dem Verband = военнопленный из (данной) в/ч

Beut. - точно не сокращение слова Beute (трофей).

Но я не знаю, за какое слово это сокращение стоит.

По контексту, скорее всего, Beurteilung - оценка. Оценка (данной) в/ч. 

Но это не точно.

[linnet 3213]

20 часов назад, катуар сказал:

как то так зто выглядит

Упомянуты военнопленные из 525 шап

мл. л-т Попонин Иван Иванович пилот 525 шап, 1922 г.р. Кукмор, Татария. нбз 8.11.1944. После войны вернулся из плена.

гв. с-на Шибайкин Александр Иванович воздуш. стрелок 525 шап, 1921 г.р., Оборонное Мордовия. нбз 13.8.1944 (из экипажа Яценко). вернулся из плена.

Изменено 12 августа пользователем linnet

[катуар 617]

[катуар 617]

[Mic.Ro. 35]

В 2.8.2025 в 20:28, skylark сказал:

Протокол допроса пилота 190 шап - лейтенант Радус Андрей Максимович, 1920 г.р., уроженец г. Новгород-Северский Черниговской обл.

30.05.42 г. нбз из района г. Орел, попал в плен в том же районе 02.06.42 г., доставлен в Stalag Luft II, лагерный номер 721. Дважды совершал неудачные побеги. 07.04.44 г. расстрелян при побеге. Захоронен на кладбище Зюдфридхоф, Нюрнберг, Бавария.

А есть ли что-нибудь известно об этом случае, который в документе опроса упомянут между прочим?

СБ был сбит немецкой зенитной артиллерией 15 октября 1941 г. в Орловской области, недалеко от реки Ока. Воздушный стрелок погиб, лётчик скрылся, а навигатор был ранен в левую ногу. Раненого скрыла у себя в доме «тётя Евгения» в деревне Светынка (?) на реке Ока. 2 июля 1942 г. (по документу именно июля, а не июня) попал в плен, когда он вместе с Радусом и провокатором «Ждановым» хотел пересечь Оку через мост у Казначеева.

[linnet 3213]

5 часов назад, катуар сказал:

У немцев упоминается пленный л-т Бачурин пилот Ил-2 из 570 шап (190 гшап). Сбит ЗА 31.10.1944

31.10.1944    Бачурин Николай Александрович    л-т
15:55 8 Ил-2 вед ком 2 АЭ Дубнов и 4 Ла-5 (НЕ БЫЛО?) разведка боем по дорогам Филерсалаш, Акоста, Шольт. В р-не жд станции Кечкемет обстреляны ЗА, поврежден Березовский, но остался в строю. 18 Ме-109 3 раза атаковали в р-не жд станции Баллосег, Кенчег 10-12 км ЮВ Кечкемет. Атака сверху отвесное пикирование с 3000 м по второй четверке.  Во второй атаке подбит ведущий второй четверки Бачурин, ушел с левым разворотом со снижением по направлению на свою территорию и НБЗ. Сбито 3 Ме-109.//Бачурин вернулся

Его стрелок Сушков Николай Григорьевич    ст с-т. нбз

[linnet 3213]

6 часов назад, катуар сказал:

У немцев упоминание пленного из 1 гв. ап дд старшина Белошистый радист-стрелок Ли-2, сбитого 14.9.1944 Ме-109. 

1 гв. ап дд гв. старшина Белошистый Иван Андреевич стрелок . сбит 14.9.1944, попал в плен 17.11.1944 (?). Освобожден американцами, вернулся в часть 13.5.1945.

[катуар 617]

[катуар 617]

состав?

[Mic.Ro. 35]

31 минуту назад, катуар сказал:

состав?

Да, личный состав 1 аэ 872 шап по состоянию на 27 августа 1943 г., на основании трофейного документа. 

[Барсс 916]

11 час назад, Mic.Ro. сказал:

А есть ли что-нибудь известно об этом случае, который в документе опроса упомянут между прочим?

СБ был сбит немецкой зенитной артиллерией 15 октября 1941 г. в Орловской области, недалеко от реки Ока. Воздушный стрелок погиб, лётчик скрылся, а навигатор был ранен в левую ногу. Раненого скрыла у себя в доме «тётя Евгения» в деревне Светынка (?) на реке Ока. 2 июля 1942 г. (по документу именно июля, а не июня) попал в плен, когда он вместе с Радусом и провокатором «Ждановым» хотел пересечь Оку через мост у Казначеева.

Интересная  история.. Правда, дата - 14.10.1941. Верное название деревни - Цветынь, в Орловском районе Орловской области. Деревня Казначеево восточнее 8 км.

Экипаж СБ-2 38-й сбап 61 авд

 

Мансуров Виктор Иванович, летчик, вернулся в часть через 6 дней (в наградном есть упоминание о ранении 14.10.41)

Ольховой Андрей Леонтьевич, штурман, судьба - в наградном

Донских Сергей Алексеевич, стрелок-радист, погиб, увековечен, в ОБД - свидетельские показания 1988 года..

 

[Mic.Ro. 35]

Барсс, большое спасибо. 

 

[Mic.Ro. 35]

В 7.8.2025 в 22:34, катуар сказал:

 

Информация не соответствовала реальности, поэтому стёр её. 

Изменено 16 августа пользователем Mic.Ro.
Вышла ошибка. 

[катуар 617]

В 12.08.2025 в 16:51, катуар сказал:

???

[катуар 617]

[катуар 617]

[катуар 617]

[Барсс 916]

1 час назад, катуар сказал:

[skylark 1078]

2 часа назад, Барсс сказал:

гв. капитан Карюкин Виктор Леонтьевич.

Фактическая дата гибели 12 сентября 1943 года в результате смертельного ранения в бою с немцами в районе Букринского плацдарма. Был похоронен в районе расположения партизанского лагеря. В 1954-60 годах начался очередной этап строительства плотин на Днепре и многие земли, и даже поселки подлежали затоплению. В.Д. Лавриненков лично обратился к руководству области о переносе воинских захоронений, в том числе и могилы В.Карюкина на другое место. После войны В.Корюкин был перезахоронен в братской могиле с. Хоцьки (Хоцки) Переяслав-Хмельницкий район, Киевской обл. Под номером 18 записан капитан Карюкин Виктор Леонтьевич, 1918 года рождения.

Из книги дважды Героя Советского Союза Лавриненкова В.Д. «Возвращение в небо»:

«…Так я очутился в Днепродзержинском пересыльном лагере для авиаторов при штабе 6-го германского воздушного флота. Те, кому прошлось просидеть в нем больше месяца (здесь задерживали пленных определенной категории и все время допрашивали их), довольно хорошо знали лагерный распорядок, знали кое-что и о внешнем окружении лагеря. Вся энергия и воля, все помыслы и силы этих людей сосредоточивались на одном: бежать! С этой целью устанавливались связи, использовались малейшие возможности для контакта с городом.

Тот, кого привел Пальков, стал потом моим другом на много дней, он прошел со мной большую дорогу и трудные испытания. Это был капитан летчик Виктор Карюкин. Первое впечатление, которое у меня сложилось о нем, подтверждалось затем каждый раз, когда мы, пробиваясь на волю, шли на верную смерть. Он не сплоховал ни в одной опасной ситуации, всегда был таким же собранным, спокойным, мужественным, каким предстал передо мной в первые минуты знакомства.

В этой тюрьме я пробыл суток восемь-девять. В условиях плена этого времени достаточно, чтобы сблизиться с людьми, понять друг друга. Пальков, Карюкин и я быстро сдружились. Нас сроднил дух непокорности, несгибаемость перед ударами судьбы, стремление к свободе.

Пальков не только вынашивал мысль о побеге, но уже кое-что практически сделал для его осуществления: сколотил вокруг себя группу надежных людей, связался с местным подпольем. Пальков посвятил меня и Карюкина в свой план коллективного побега военнопленных. Связь с подпольем осуществлялась через "сестру" одного лейтенанта — участника нашей группы. Девушка постоянно информировала нас о том, что происходит в городе, сообщала обстановку на фронтах. В подходящий момент по ее сигналу наша оперативная группа должна была бесшумно убрать часового, находившегося в коридоре, напасть на караульное помещение, расположенное при входе на второй этаж, и покончить с остальными охранниками, а затем по веревке, связанной из разорванных одеял, полотенец и простыней, спуститься со второго этажа во двор. Во дворе нам предстояло так же тихо снять часового и, преодолев заграждение из трех рядов колючей проволоки, уйти в кукурузное поле, где нас будут ждать.

Все было подготовлено к осуществлению этого смелого замысла. Мы с нетерпением ждали сигнала связной. И такой сигнал поступил. Но только... не для меня.

В первые дни пребывания в тюрьме фашисты не проявляли ко мне особого интереса. Но потом начались допросы. Один утомительнее другого……..

… Я ждал пыток. Но гестаповец приказал отвести меня в камеру и тут же взял на допрос Виктора Карюкина.

Я знал по рассказам, как трудно сложилась его судьба. Он участвовал в качестве летчика еще в боях на Карельском перешейке. Там получил ранение, из-за которого пришлось распрощаться с небом и перейти на штабную работу.

Летом 1943 года Виктор на самолете По-2 вез в штаб армии секретные документы. Самолет попал в туман, пилот сбился с курса, потерял ориентировку. Гитлеровцы обстреляли беззащитного "кукурузника", и он упал в расположение противника. Летчик погиб, а Карюкин, сидевший в задней кабине, остался жив. Когда вернулось сознание, увидел, что его окружают фашисты. Отстреливаясь, он зубами рвал документы, потом, давясь, глотал обрывки бумаги. И все же некоторые клочки попали в руки врага. Теперь Виктора по нескольку раз в день водили на допросы, требовали пояснений к найденным кускам текста. Карюкин держался мужественно, запутывал гитлеровцев, всячески тянул время, рассчитывая на побег...

В этот раз тоже его, избитого, приволокли с допроса и швырнули на пол. Одежда на Викторе пропиталась кровью. Жизнь еле теплилась в нем. Мы, как могли, старались облегчить участь товарища: обмыли раны, напоили водой, стали утешать.

… И вот наступил решающий день. Сегодня, если не случится ничего непредвиденного, мы совершим побег. С раннего утра, наверное уже в сотый раз, уточняем малейшие детали, мысленно прорабатываем свои действия. Скоро, скоро пробьет желанный час...

И вдруг... В камеру входят два гитлеровца, приказывают мне одеваться. Зачем? Куда? Бессмысленно задавать эти вопросы фашистам. По их погонам определяю: эти двое не из лагерной охраны. Значит, снова нас куда-то повезут. Взглядом прощаюсь с товарищами. Меня выводят во двор. Там уже стоит грузовик, возле него — одетый Карюкин. Нам приказывают залезть в кузов.

Когда мы тронулись, я увидел в окне Палькова. Навсегда запомнил его прощальный, полный тоски и горечи взгляд. Помахал ему и другим, стоявшим у окна. Мысленно пожелал им удачного побега...

Нас привезли на аэродром прямо к самолету Ю-52, экипаж которого готовился к вылету. Стоял густой туман. Лейтенант поручил пленных охранникам, а сам куда-то ушел. Вскоре, однако, он вернулся с несколькими вооруженными солдатами, экипированными для дальней дороги. К великому удивлению, нас снова посадили в машину и через весь город на большой скорости перевезли на железнодорожный вокзал Днепродзержинска.

— К чему бы это? Что будет дальше? — ломали мы головы. Но найти ответа не могли.

На вокзале лейтенант выбрался из кабины и подошел к дежурному.

"Нах Берлин", — расслышали мы.

Выслушав ответ дежурного, лейтенант скрылся в помещении вокзала.

Мы с Виктором переглянулись: значит, в Берлин? Грустно и тяжко стало на душе.

Нас высадили из машины, подвели к скамейке на перроне. Охранники, разговаривая, прохаживались рядом. Виктор прижался ко мне, я почувствовал, что он дрожит.

— Замерз?

Он посмотрел глазами, полными боли.

— Рана беспокоит...

Я крепче прижал его к себе.

— Ты прыгал когда-нибудь с поезда?

— Когда-то раз пришлось.

— При малейшей возможности будем прыгать.

Ждать пришлось недолго. Наш сопровождающий прибежал, запыхавшись, с билетами в руках. С ним было несколько гитлеровцев. Они притащили туго набитые большие мешки и тут же навьючили их на нас. Подошел поезд, нам приказали подниматься в вагон.

Вагоны были странные, не похожие на наши: общая длинная подножка, вход в каждое купе отдельно. Мы втащили тяжелые мешки в указанное купе, уложили багаж на верхние полки.

В купе ехали четверо унтер-офицеров. Увидев нас с Карюкиным, они сразу смекнули, что к чему, и потеснились. Охранники пристроились у двери, рядом с нами. Лейтенант быстро переговорил с нашими попутчиками и ушел.

Поезд тронулся. За стеклами замелькали дома, деревья. Унтер-офицеры попытались завязать разговор. Мы дали понять, что не знаем немецкого. Тогда они обратились к охранникам. Те что-то им объяснили, причем один из конвоиров выразительно показал на меня.

В разговоре наших случайных попутчиков то и дело упоминался Берлин. Судя по этому, да еще по нескольким словам, смысл которых был мне знаком, я понял, что нас с Виктором торопятся доставить в Берлин.

Я поглядел на Виктора. Он тоже понял, куда нас везут. Мы еще несколько раз взглянули друг другу в глаза. Как много можно сказать одним только взглядом! Мы с товарищем по несчастью как бы мысленно обменялись мнениями. Да, до Берлина еще далеко, до государственной границы тоже. Значит, есть время что-либо предпринять. Что конкретно? Побег. Но к нему нужно подготовиться. Что значит подготовиться? Хорошенько разобраться в ситуации, войти в доверие к пассажирам, как-то притупить настороженность охранников, если удастся, осмотреть вагон. Я видел, что Виктор понимает мои мысли, а в его глазах читал одобрительные ответы.

Мы еще не знали, как все свершится. Но у нас зрело решение, мы оба были на пути к побегу. Обстоятельства заставляли форсировать события. Мы выехали из Днепродзержинска в девять утра. Днем удрать вряд ли удастся. Значит,* все должно быть продумано и подготовлено к ночи. К той единственной ночи, что остается в нашем распоряжении. На следующие сутки поезд уже помчит нас по чужой территории, там совершить побег будет значительно труднее.

Итак, нельзя было терять ни минуты.

Отдельный выход из купе — это удобно: не придется нестись через весь вагон в тамбур. Благодушные пассажиры — тоже на руку: их настроение невольно действует на охранников.

А какова обстановка в самом вагоне? Кто в соседних купе? Много ли людей едет? Как устроен туалет? Нельзя ли выпрыгнуть через его окно?

Я попросил охранника проводить меня в туалет. Вместе с ним мы прошли узеньким коридорчиком, и я увидел, что вагон до отказа забит фашистскими солдатами и офицерами, едущими в отпуск. В случае тревоги — это немалая сила.

В туалете сразу бросился к окошку с выбитым стеклом. Голову просунул, плечи — не проходят...

Мы с конвоиром вернулись в купе. Садясь на свое место, я взглянул на Виктора. Как он научился все понимать! По глазам увидел, что он словно прочитал мои мысли. Да, нужно искать другой путь.

Опустившись на край полки, я еще раз подумал, как хорошо, что с самого начала сижу по ходу поезда почти у двери. Когда мы впервые оказались в купе, у меня еще не было никакого плана, но что-то подсказало: именно с этого места, не вставая, достану до ручки двери. Надо попробовать, соображал я, вернувшись из туалета, как работает замок, потренироваться в открывании двери.

В юности, когда учился в фабзавуче, мне не раз приходилось прыгать с поезда. Дело в том, что жил я в деревне, километрах в сорока от Смоленска, а поезда на нашем полустанке не останавливались. Я так наловчился спрыгивать на ходу поезда, что мне завидовали товарищи. Взявшись одной рукой за поручень, я взмахивал другой, чтобы придать телу устойчивость, и бросался навстречу земле. И, что интересно, почти всегда удавалось устоять на ногах.

Мог ли я думать, что такие навыки пригодятся в самую тяжелую минуту жизни? Вот почему прыжок не пугал меня.

А как будет с Виктором? Он сидит напротив. Прыгать надо только вдвоем! Вот бы пересадить Виктора к себе. И сделать это так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений. Что предпринять? Нас двое, а их шестеро. Надо продемонстрировать гитлеровцам нашу абсолютную благонадежность.

Мы едем уже часов десять кряду. Поглощенный своими планами, я не заметил, как пролетело время и начало темнеть. Гитлеровцы изрядно устали, их интерес к пленный летчикам иссяк, они приумолкли, начали дремать.

Один из охранников достал плошку, зажег ее. Свет был слабый — это нам тоже на руку...

Толкнув Виктора, я нарочито громко сказал:

— Давай спать, я чертовски устал...

Карюкин придвинулся вплотную, положил голову мне на плечо, правой рукой взялся за мой ремень.

О том, что мы уснули, свидетельствовали искусное похрапывание Карюкина и моя поза мирно спящего человека. Локтем правой руки я уперся в колено, а ладонью прикрыл правый глаз, оставив между пальцев чуть заметную щелку. Через эту щелку я наблюдал за офицерами и охранниками.

Вот гитлеровцы, встряхнувшись от дремоты, о чем-то заговорили, часто повторяя слово "Фастов".

Значит, близко Фастов! Это заставило учащенно биться сердце: от Фастова не так уж далеко до границы. В нашем распоряжении только одна ночь.

Поговорив, гитлеровцы снова задремали. Охранники и не думали о сне. Один из них потянулся к верхней полке, стащил набитый снедью здоровенный чемодан, сел, положил его на колени себе и своему напарнику.

У меня учащенно забилось сердце. Это чувствует Виктор. Он еще плотнее прижимается ко мне. Мы оба прислушиваемся к перестуку колес — поезд замедляет ход.

Снова смотрю на охранников. Один из них поднимает широкую крышку чемодана, она почти закрывает обоих.

Вот он, наш час!

Левой рукой я резко опрокинул чемодан на охранников, а правой безошибочным движением быстро повернул ручку двери.

Свежий ветер ударил в лицо. Ветер свободы!

Оттолкнувшись, рванулся вперед, увлекая за собой Виктора, который не выпускал из рук мой ремень. Так вдвоем, будто скованные, мы врезались в кучу песка, потом, кувыркаясь, покатились под откос.

Вагонные колеса продолжали свой мерный перестук. До нас донеслись встревоженные голоса. Прогремели выстрелы...

Скатившись под откос, мы тут же встали на ноги. Для меня прыжок прошел благополучно. У Виктора болела рука — он, наверное, вывихнул ее. Несколько раз крепко дернул его за руку. Карюкин вскрикнул от боли, и мы, не сговариваясь, помчались прочь от железнодорожной насыпи.

Шел теплый дождь. Бежать по мокрой земле было трудно. Минутная передышка — и снова вперед. Дальше, дальше... Мы знали, что бежим на восток, к Днепру... Густая тьма надежно скрыла нас.

Мы бежали всю ночь.

Где-то перед рассветом дождь прекратился. Дышать стало легче. Но Виктор то и дело отставал. Я дожидался его, подбадривал, и мы снова мчались прочь от железной дороги.

Остановились на рассвете. Увидели стог сена и направились к нему. Только присели — Виктор тут же заснул. Я растормошил друга, мы вместе сделали в стоге нишу. Забираясь в нее, я увидел восходящее солнце.

Здравствуй, солнце свободы!..

Спали мы ровно сутки.

Когда я вылез из ниши, солнце снова всходило. Оно щедро дарило земле теплые лучи. А вместе с солнечными лучами в наши сердца вливалась уверенность, что все будет хорошо.

Обросшие, грязные, оборванные, мы посмотрели друг на друга и впервые за много дней весело рассмеялись. К Виктору вернулось присущее ему чувство юмора.

— Ты случайно не прихватил у фрицев бритвенный прибор? — вдруг спросил он. — Нам обоим очень пригодилась бы сейчас бритва...

В годы войны у летчиков существовало неписаное правило: потеряв во время воздушного боя ориентировку, бери курс 90 градусов на восток и придешь к своим. Мы с Карюкиным очутились именно в таком положении, когда надо было действовать в строгом соответствии с этим правилом. Курс нашего движения указывало солнце. Недаром оно так приветливо встретило нас!

Итак, мы двигались на восток... Что делается вокруг нас? Какие опасности подстерегают в пути? Где переодеться? Где найти пищу? Ответа на эти вопросы мы не могли бы найти без помощи местных жителей. Но как разыскать кого-либо из них?

Сама судьба пошла нам навстречу…..

… Постепенно мы с Виктором "вооружились". У нас уже были нож и молоток. Потом я нашел на току, где ночевали, гирьку. Привязал к ней веревочку — чем не средство самозащиты?

А когда было туго с пищей, тоже находили выход. Собирали на стерне колоски, обжигали их на огне, растирали в ладонях и получали зерно. Очень оно выручало нас. Я приспособился даже добывать огурцы в огородах: ложился на грядку и, чтобы никто не заметил, перекатывался по ней. Огурцы, как камни, впивались в бока. Прокатишься раз-другой — полная пазуха...

Так, день за днем, мы упорно шли к Днепру. Думал ли я когда-нибудь раньше, что настанет час, когда эта река станет в моей жизни самым важным рубежом, за которым — конец плену...

Мы оба так жаждали увидеть могучую ширь Днепра, что, когда голубая широкая лента предстала пред нами во всей своей красе, ни у меня, ни у Виктора не было сил для бурного излияния чувств. Мы просто застыли, пораженные величественной панорамой заднепровских далей с партизанскими лесами и тем, что цель наконец достигнута.

… Левый берег приближался с каждой минутой. Мы пристально разглядывали кусты, высокие деревья, искали привычные приметы жизни. Но все было пустынно.

… Перевозчик пристроил на берегу лодку и, немного отдышавшись, подошел к нам.

— В этих краях действует партизанский отряд, — доверительно сказал он. — Фашисты боятся партизан, как огня. И не только здесь, на левобережье... Слышал я, что немцы у Киева оборону заняли, а сюда и не суются... Идите прямо на Комаровку, — махнул он рукой в сторону высоких дубов. — Можете не прятаться, не скрываться. Заходите в любую хату. Тут вас никто не тронет. Запомните обязательно: Комаровка, — многозначительно повторил он и стал прощаться.

… Нас привели в просторный шалаш со столом и скамейками, сделанными из горбыля и кругляков. Мы предстали перед командиром соединения партизанских отрядов Иваном Приймаком и комиссаром Емельяном Ломакой.

Выслушав историю нашего побега, Приймак и Ломака поверили нам и даже объяснили, почему нас с Виктором не сразу взяли в отряд. Оказалось, что несколько дней назад в расположение партизанских отрядов пытался проникнуть шпион, выдававший себя за летчика, Героя Советского Союза, бежавшего из концентрационного лагеря.

…Так осенью 1943 года мы с Виктором попали в одно из партизанских соединений, действовавших на Переяславщине.

… Однажды утром я приметил среди бойцов группы Клейна Виктора Карюкина в немецкой форме и с немецким автоматом в руках. Хотел подойти, чтобы пожелать боевой удачи и счастливого возвращения, да не успел. Виктор на ходу прыгнул на подножку машины Клейна и, проезжая мимо меня, в шутку отдал честь, по-молодецки приложив два пальца к виску и весело улыбаясь.

В тот день по очередному наряду я дежурил на кухне: чистил картошку, рубил дрова, возил в бочке воду из колодца и непрерывно думал о Викторе. С нетерпением ждал его возвращения. И вдруг увидел печальный кортеж: машину, которая тихо продвигалась между деревьями, людей, стоящих в кузове и идущих рядом с ней. Не знаю, почему, но сразу почувствовал: везут Карюкина.

От этой мысли холодок пробежал по спине, онемели ноги. Самый дорогой, один-единственный друг! Неужели он? Почему именно он?!

Виктора бережно сняли с машины и положили на сено, застеленное рядном. Я поглядел на его мертвенно-бледное лицо и понял: все кончено, хотя жизнь еще теплилась в нем.

Начали сходиться партизаны. Некоторые, приближаясь, снимали головные уборы, но, заметив, что Виктор дышит, снова надевали их. Разыскали доктора Крячека. Он прибежал, запыхавшийся, со своим тощим медицинским саквояжем. Осмотрев Карюкина, доктор сказал, что необходима ампутация обеих ног, простреленных автоматной очередью, но раненый находится в состоянии шока. Эти слова были обращены к командиру и комиссару, однако я тоже услышал их. Я опустился на колени у изголовья друга. Виктор ни на что не реагировал...

Все партизаны знали историю двух летчиков, бежавших из плена и попавших в их соединение. И все пришли попрощаться с погибшим.

Я стоял у гроба, сбитого из необтесанных досок, и вспоминал то, что мы с Виктором пережили: тяжкие дни плена, побег, переход из Фастова в Комаровку. Трудные испытания, через которые мы вместе прошли, навеки породнили нас, а общая ненависть к немецко-фашистским захватчикам еще больше укрепила дружбу... Я почувствовал себя страшно одиноким.

— Рано выстрелил, Виктор. Зачем торопился, Виктор? — тихо произнес Клейн, отходя от гроба.

Я посмотрел в его печальное лицо. Клейн узнал меня, подошел.

— Эх, Виктор... Такая беда... А ее могло и не быть... — голос Клейна звучал глухо. Лицо было мрачным. — Машину мы остановили в кустах, а сами вышли на дорогу. Решили задержать грузовик, оторвавшийся от колонны. У нас была договоренность: пока я проверяю документы у офицера, сидящего рядом с водителем, остальные окружают машину и проверяют кузов. По моему сигналу они уничтожают сидящих в кузове, я расправляюсь с теми, что в кабине... Виктор был рядом со мной и очень волновался, когда я взял документы у гитлеровца. Он не дождался, пока я хлопну в ладоши. Или боялся, что фашист обо всем догадается, или заметил что-то неладное... Только выстрелил он раньше, чем бойцы забрались под брезент. Один из гитлеровцев успел дать по Виктору очередь из автомата... За смерть товарища мы уничтожим десятки оккупантов... Невозможно смириться только с одним: мы могли избежать этой горькой потери...

Могилу выкопали под старым дубом, прорубив топором место между корнями. Подразделение, с которым Виктор ходил на задание, отсалютовало погибшему несколькими выстрелами. Холмик свежей земли застлали осенними луговыми цветами.

На твердой бугристой коре дуба я вырезал ножом: "Здесь похоронен Виктор Карюкин. Сентябрь, 1943 год". А ниже вырезал свои инициалы.

Через 25 лет, попав в Киев, я принимал участие в телевизионной передаче, посвященной Великой Отечественной войне. Вспоминал фронтовые годы, рассказывал о боевом пути нашего полка от Волги до Эльбы, о своем последнем полете над поверженным Берлином. Вспомнил, конечно, Переяславщину, стариков Шевченко, побратимов-партизан. На следующий день мой номер в гостинице был похож на настоящий партизанский гарнизон: приехали товарищи из Конаровки. Все сходились на том, что лучше всего будет отметить наш сбор в тех местах, где вместе воевали.

В Переяславе-Хмельницком зашли к секретарю райкома партии Григорию Марковичу Кебкало, посетили местный музей, в Комаровке заглянули в знакомый мне двор Ивана Степановича и Татьяны Семеновны Шевченко. Приняли нас, как родных. О многом было тогда переговорено. Имя Виктора Карюкина не сходило с уст: его помнили все. Тогда и решили разыскать могилу под дубом и перенести останки Карюкина в Хоцки, где похоронены погибшие советские воины и партизаны.

Время сберегло вкопанные в землю партизанские столы, бункеры и даже колодец с питьевой водой. Молодые деревья скрыли старый дуб, но местные товарищи показали к нему тропинку. И могильный холмик, и надпись на коре тоже сохранились.

В те дни в перечне имен, высеченных на обелиске в Хоцках, появилось еще одно — капитан Виктор Карюкин. Пусть люди знают это имя. Человек, носивший его, прошел через большие испытания и никогда ни перед кем не склонял головы».

[skylark 1078]

В 13.08.2025 в 17:04, Mic.Ro. сказал:

В списке есть такая заявка:
9.    7.8.43   Boston      53 552    --    7.8.43

53 552 - трапец с центром в N52.4028 E35.2500 (если я правильно использовал конвертер). 

7 августа 1943 г. не возвратился с боевого задания A-20B-DL 41-3485 (зав. № 5815/815) из 366 орап. 
Где он упал, не знаю, к сожалению. 
Но не исключено, что это тот самый Бостон. Может быть, у кого-нибудь есть данные по этой потере? 

А откуда вы взяли, что это потеря 366 орап? Хотелось бы узнать источник. Потерь в данном полку в этот день я не встречал.

Кроме того, в августе 1943 года 366 орап воевал в Крыму, а Franz-Josef Zoufahl заявивший о сбитии Boston 07.08.43 г. в 06.14 в месте - 53 552 at 2000 m был в составе 8./JG51, которая на тот момент, если не ошибаюсь, базировалась в Брянске. Также в некоторых источниках указано, что он в тот день сбил не Boston, а DB-3.

[катуар 617]

@skylark спасибо

[linnet 3213]

10 часов назад, skylark сказал:

А откуда вы взяли, что это потеря 366 орап? Хотелось бы узнать источник. Потерь в данном полку в этот день я не встречал.

Кроме того, в августе 1943 года 366 орап воевал в Крыму, а Franz-Josef Zoufahl заявивший о сбитии Boston 07.08.43 г. в 06.14 в месте - 53 552 at 2000 m был в составе 8./JG51, которая на тот момент, если не ошибаюсь, базировалась в Брянске. Также в некоторых источниках указано, что он в тот день сбил не Boston, а DB-3.

В 13.08.2025 в 18:04, Mic.Ro. сказал:

В списке есть такая заявка:
9.    7.8.43   Boston      53 552    --    7.8.43

53 552 - трапец с центром в N52.4028 E35.2500 (если я правильно использовал конвертер). 

7 августа 1943 г. не возвратился с боевого задания A-20B-DL 41-3485 (зав. № 5815/815) из 366 орап. 
Где он упал, не знаю, к сожалению. 
Но не исключено, что это тот самый Бостон. Может быть, у кого-нибудь есть данные по этой потере? 

@Mic.Ro.

Бостон №13485 нбз 2.8.1943, а не 7.8.1943. Экипаж Амантаев-Палей-Петрусев-Коваль 366 орап, задание разведка на Крымском полуострове.

 

[катуар 617]

[катуар 617]

[катуар 617]