А мне нравятся стихи о тех местах,которые стали "родным

[Burgomistr 2]

РОДНАЯ ЗЕМЛЯ.

Горелые кочки-торфяник, да вереск,

Да рощи безветренным днём

Мерцают, неверному солнцу доверясь,

То жёлтым, то алым огнём.

Здесь всё, что земля берегла и растила,

Чем с детства мы жили с тобой,

Смели, искалечили тонны тротила,

Развеяли пылью слепой.

Но снова, сгорая ль, как факелы, в танке,

В грязи ль,под шрапнельным дождём,-

Клянёмся смертельною страстью атаки:

Мы с этой земли не уйдём!

Так вот она, милая Родина наша-

Болота саженный огрех,

И щепки, и торфа багровая каша,

Летящая брызгами вверх.

А там, оседая в разрывах мохнатых

Обломками брёвен в траву,

Глядят, погибая, Синявина хаты

Решётками рам за Неву.

Так вот она, даль, что в боях не затмилась

И вся -как отчизна, как дом-

Вот здесь, вот на этом клочке,уместилась

В бессмертном величье своём!

И глохнут снаряды, в трясине прочавкав,

И катится снова "ура"

Туда, где тревожная невская чайка

Над берегом вьётся с утра.

Прыжками, бегом от воронки к воронке

Пройти сквозь клокочущий ад

Туда, где синеет на облочной кромке,

Полоской плывёт Ленинград.

Кого мы увидим,кого мы там встретим

Из братьев, навеки родных!

Но двое сойдутся и вспомнят о третьем,

Погибшем за встречу двоих.

-----Август 1942 г.--------------------------

П.Н.Шубин

[Аркадий Петрович 3]

Нет,

Не до седин,

Не до славы

Я век свой хотел бы продлить,

Мне б только до той вон канавы

Полмига, полшага прожить;

Прижаться к земле

И в лазури

Июльского ясного дня

Увидеть оскал амбразуры

И острые вспышки огня.

Мне б только

Вот эту гранату,

Злорадно поставив на взвод...

Всадить ее,

Врезать, как надо,

в четырежды проклятый дзот,

Чтоб стало в нем пусто и тихо,

Чтоб пылью осел он в траву!

...Прожить бы мне эти полмига,

А там я сто лет проживу!

Павел Шубин

1943, Мга.

[Burgomistr 2]

ШОФЁР

Крутясь под "мессершмиттами",

С руками перебитыми

Он гнал машину через грязь,

От Волхова до Керести,

К баранке грудью привалясь,

Сжав на баранке челюсти.

И вновь заход стервятника,

И снова кровь из ватника,

И трудно руль раскачивать,

Зубами поворачивать...

Но -триста штук, за рядом ряд-

Заряд в заряд, снаряд в снаряд!

Им сквозь нарезы узкие

Врезаться в доты прусские,

Скользить сквозными ранами

Кусками стали рваными...

И гать ходила тонкая

Под бешенной трёхтонкою,

И в третий раз, сбавляя газ,

Прищурился немецкий ас.

Неслась машина напролом,

И он за ней повёл крылом,

Блесной в крутом пике блеснул

И- раскололся о сосну...

А там... А там поляною

Трёхтонка шла, как пьяная,

И в май неперелистанный

Глядел водитель пристально:

Там лес бессмертным обликом

Впечатывался в облако,

Бегучий и уступчатый,

Как след от шины рубчатой.

---Май 1942г.Мясной Бор---

Павел Шубин

[Burgomistr 2]

КАРБУСЕЛЬ.

Мы ребят хоронили в вечерний час.

В небе мартовском звёзды зажглись...

Мы подняли лопатами белый наст,

Вскрыли чёрную грудь зеили.

Из таёжной Сибири,из дальних земель

Их послал в этот край народ,

Чтобы взять у врага в боях Карбусель

Средь гнилых ленинградских болот.

А была эта самая Карбусель-

Клок снарядами взибитой земли.

После бомб на ней ни сосна,ни ель,

Ни болотный мох не росли...

А в Сибири в сёлах кричат петухи,

Кедрачи за селом шумят...

В золотой тайге на зимовьях глухих

Красно-бурые зори спят.

Не увидеть ребятам высоких пихт,

За сохатым в след не бродить.

В ленинградскую землю зарыли их,

Ну а им ещё жить да жить!..

Прогремели орудия слово своё.

Иней белый на башни сел.

Триста метров они не дошли до неё...

-Завтра мы возьмём Карбусель!

* * *

А было,под Волховым синим

В крови поднимался рассвет.

Завязшие танки в трясине

И чёрные ленты ракет.

Болота,болота,болота,

За каждую кочку бои,

И молча в отчаенных ротах

Друзья умирают мои.

Ползут по кровавому следу,

По чёрному снегу полки,

Лишь веруя сердцем в победу,

Рассудку уже вопреки....

СМОТРОВАЯ ЩЕЛЬ.

В машине мрак и теснота.

Водитель в рычаги вцепился...

День словно узкая черта,

Сквозь щель едва-едва пробился.

От щели,может,пятый час

Водитель не отводит глаз.

А щель узка ,края черны,

Летят в неё песок и глина,

Но в эту щель от Мги видны

Предместья Вены и Берлина.

СЕРГЕЙ ОРЛОВ.

[Rote Kapelle 19]

Я убит подо Ржевом - Александр Трифонович Твардовский

Я убит подо Ржевом,

В безыменном болоте,

В пятой роте, на левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва,

Я не видел той вспышки,-

Точно в пропасть с обрыва -

И ни дна ни покрышки.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей.

Я - где корни слепые

Ищут корма во тьме;

Я - где с облачком пыли

Ходит рожь на холме;

Я - где крик петушиный

На заре по росе;

Я - где ваши машины

Воздух рвут на шоссе;

Где травинку к травинке

Речка травы прядет, -

Там, куда на поминки

Даже мать не придет.

Подсчитайте, живые,

Сколько сроку назад

Был на фронте впервые

Назван вдруг Сталинград.

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю,

Наш ли Ржев наконец?

Удержались ли наши

Там, на Среднем Дону?..

Этот месяц был страшен,

Было все на кону.

Неужели до осени

Был за ним уже Дон

И хотя бы колесами

К Волге вырвался он?

Нет, неправда. Задачи

Той не выиграл враг!

Нет же, нет! А иначе

Даже мертвому - как?

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за родину пали,

Но она - спасена.

Наши очи померкли,

Пламень сердца погас,

На земле на поверке

Выкликают не нас.

Нам свои боевые

Не носить ордена.

Вам - все это, живые.

Нам - отрада одна:

Что недаром боролись

Мы за родину-мать.

Пусть не слышен наш голос, -

Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,

Устоять, как стена,

Ибо мертвых проклятье -

Эта кара страшна.

Это грозное право

Нам навеки дано, -

И за нами оно -

Это горькое право.

Летом, в сорок втором,

Я зарыт без могилы.

Всем, что было потом,

Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давно

Вам привычно и ясно,

Но да будет оно

С нашей верой согласно.

Братья, может быть, вы

И не Дон потеряли,

И в тылу у Москвы

За нее умирали.

И в заволжской дали

Спешно рыли окопы,

И с боями дошли

До предела Европы.

Нам достаточно знать,

Что была, несомненно,

Та последняя пядь

На дороге военной.

Та последняя пядь,

Что уж если оставить,

То шагнувшую вспять

Ногу некуда ставить.

Та черта глубины,

За которой вставало

Из-за вашей спины

Пламя кузниц Урала.

И врага обратили

Вы на запад, назад.

Может быть, побратимы,

И Смоленск уже взят?

И врага вы громите

На ином рубеже,

Может быть, вы к границе

Подступили уже!

Может быть... Да исполнится

Слово клятвы святой! -

Ведь Берлин, если помните,

Назван был под Москвой.

Братья, ныне поправшие

Крепость вражьей земли,

Если б мертвые, павшие

Хоть бы плакать могли!

Если б залпы победные

Нас, немых и глухих,

Нас, что вечности преданы,

Воскрешали на миг, -

О, товарищи верные,

Лишь тогда б на воине

Ваше счастье безмерное

Вы постигли вполне.

В нем, том счастье, бесспорная

Наша кровная часть,

Наша, смертью оборванная,

Вера, ненависть, страсть.

Наше все! Не слукавили

Мы в суровой борьбе,

Все отдав, не оставили

Ничего при себе.

Все на вас перечислено

Навсегда, не на срок.

И живым не в упрек

Этот голос ваш мыслимый.

Братья, в этой войне

Мы различья не знали:

Те, что живы, что пали, -

Были мы наравне.

И никто перед нами

Из живых не в долгу,

Кто из рук наших знамя

Подхватил на бегу,

Чтоб за дело святое,

За Советскую власть

Так же, может быть, точно

Шагом дальше упасть.

Я убит подо Ржевом,

Тот еще под Москвой.

Где-то, воины, где вы,

Кто остался живой?

В городах миллионных,

В селах, дома в семье?

В боевых гарнизонах

На не нашей земле?

Ах, своя ли. чужая,

Вся в цветах иль в снегу...

Я вам жизнь завещаю, -

Что я больше могу?

Завещаю в той жизни

Вам счастливыми быть

И родимой отчизне

С честью дальше служить.

Горевать - горделиво,

Не клонясь головой,

Ликовать - не хвастливо

В час победы самой.

И беречь ее свято,

Братья, счастье свое -

В память воина-брата,

Что погиб за нее.

[Rote Kapelle 19]

Юрий Визбор

По краю воронок - березок столбы

По краю воронок - березок столбы.

По краю воронок - грибы, да грибы.

Автобус провоет за чахлым леском,

Туман над Невою, как в сердце ком.

А кто здесь с войны сыроежкой пророс?

Так это ж пехота, никак не матрос.

Матрос от снаряда имел поцелуй

И вырос в отдельно стоящий валуй.

По минному полю проходит взрывник,

По бывшему минному полю - грибник,

Он в каске, как дьявол, очки со слюдой,

Бордовая "Ява", как конь молодой.

Несут грибники на закуску грибы.

Проносит санрота гробы, да гробы,

Морская пехота, зенитная часть,

Саперная рота и два трубача.

А ну-ка, ребята, отдайте грибы,

Пускай они снова вростают в гробы.

Откинутся доски, земля отлетит

И ротный построиться роте велит.

И снова атака, и снова, "ура"!

Опять из-за танков палит немчура.

Нельзя и сторонкой уйти от судьбы...

Воронки, воронки, грибы да грибы.

[Burgomistr 2]

* * *

Спуская лодки на Неву,мы знали,

Что немцы будут бить из темноты,

Что грудью утолим мы голод стали

И обагрим свинцовых волн хребты,

Что будут жадно резать пулеметы

Струею алой злую стену тьмы...

Мы это твёрдо знали,оттого-то

За левый берег зацепились мы.

И,оттеснив врага от волн полночных,

Мы завязали с ним гранатный бой.

Мы твёрдо знали.Да,мы знали точно-

Победу нам даёт лишь кровь и боль.

ГЕОРГИЙ СУВОРОВ.