Хлопков А.В. "МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О СЛУЖБЕ В АВИАЦИИ ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ"

[Бортстрелок 1016]

2005 © Хлопков Александр Васильевич (1917 – 2015)

 

 

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ  О  СЛУЖБЕ

В  АВИАЦИИ  ДАЛЬНЕГО  ДЕЙСТВИЯ

 

 

Прожил я 88 лет. 25 лет я прослужил в армии (из них – 4 года войны), 25 лет проработал на «гражданке» после армии, в основном – в Гражданской Обороне: был преподавателем на Челябинских областных курсах, начальником на районных курсах (Советского района города Челябинска) и начальником штаба Гражданской Обороны объекта («Облшвейбыт»).

Родился я 1 декабря 1917 года в крестьянской семье в деревне Меледино Сосновского района Горьковской области. Окончил я семь классов и в 1932 году поступил в Индустриальный техникум в городе Павлово Горьковской области (тогда мне родители купили мои первые туфли). В 1935 году я поступил в Горьковский сельскохозяйственный институт. В 1937 году я закончил 2-й курс института.

В июне месяце я был вызван в Горьковский областной комитет комсомола, где получил направление на медицинскую комиссию на предмет годности к лётной работе без ограничений. При вторичном посещении областного комитета комсомола мне сообщили, что мне вышлют повестку. Я уехал на каникулы в деревню к родителям. В августе месяце эту повестку я получил. Мне предлагалось явиться в Горьковский областной военкомат.

Там нас набралось около 40 – 50 человек. Нам сообщили, что мы по специальному комсомольскому набору поедем учиться в город Челябинск в лётной школе. Нам был выделен вагон, в котором, кроме нас, никого постороннего не было. В Челябинск мы приехали во второй половине дня. Нас там ждали - на перроне напротив ресторана старого вокзала были накрыты столы, нас усадили за эти столы и очень хорошо накормили. После еды нас посадили в автомашины и привезли в баню на улице Российская, рядом с тюрьмой. В бане нас всех постригли¸ выдали военную форму. После помывки нас повезли на аэродром.

Военный городок там ещё только начал строиться. Учебного корпуса ещё не было. Было посреди всего 4 жилых дома для командного состава и 2 двухэтажных дома, в которых была столовая, санчасть, несколько классов и комнат для жилья.

Набор курсантов 1937 года был вторым, а курсанты первого курса (1936 года набора) жили и учились в городе, в так называемых «Красных казармах», где сегодня располагается Челябинское высшее военное автомобильное командно-инженерное училище имени П.А.Ротмистрова. Через 2 месяца нас перевели в новое помещение, где до этого располагались курсанты первого набора, а курсанты 1936 года набора переехали на новое место в Авиагородке, так как им надо было уже летать.

Осенью 1938 года было закончено строительство учебного корпуса, и в нём было достаточно места для казарм, классов для занятий, столовая и другие подсобные комнаты. Мы переехали в Авиагородок, где начали летать. Для курсантов нового набора 1938 года уже места хватало. Летали мы на тихоходных самолётах «У-2», «Р-5», «ТБ-3» – их скорость была от 110 до 140 км/ч. Полёты были только днём.

В 1940 году я закончил училище, и мне присвоили воинское звание «лейтенант» и должностное звание «лётнаб» (лётчик-наблюдатель). Позднее должностное звание моё стало «штурман».

После окончания училища я был направлен в резервный полк в Воронеж. Там был завод, который выпускал новые по тем временам скоростные дальние бомбардировщики «ДБ-3». Мы должны были изучать кабину самолёта и всё его навигационное и бомбардировочное оборудование, и нас должны были допустить к полётам на этих самолётах. Сделал я один полёт по маршруту, налетал 4 часа, и отправили меня в боевой 207-й дальний бомбардировочный авиационный полк на территорию Смоленской области (Белорусский Особый военный округ), аэродром Боровское. Полк был укомплектован не полностью – не хватало лётчиков и воздушных стрелков. Командиром 4-й авиационной эскадрилии был капитан Николай Францевич Гастелло, а я был во 2-й авиационной эскадрилии.

 

[Бортстрелок 1016]

22 июня 1941 года в 4 часа утра загудела сирена – «Тревога!». Было воскресенье, многие ещё не ложились спать. Бежим на аэродром, все ругают начальство – испорчен выходной день. Прибежали на аэродром, а сирена всё гудит – такого раньше не было. Подвесили мы бомбы, приказали нам ввернуть в них взрыватели – мы раньше по тревоге взрыватели в них не вворачивали. Приказали нам поставить пулемёты и отстрелять их – раньше пулемёты мы ставили, но никогда их не отстреливали. На все стоянках самолётов началась стрельба, и мы уже стали догадываться, что это не зря. Выдали нам карты с территорией Польши и приказали подклеить к нашим картам – у нас карты были только до границы. В 10.00 построили наш полк и объявили митинг, на котором сообщили, что Германия начала войну против СССР. Был получен первый приказ – о нанесении бомбового удара по колоннам танков в районе города Сувалки в Польше. Так для меня началась Великая Отечественная война, которая продолжалась четыре года, до 9 мая 1945 года.

В начале войны мы летали днём, бомбили колонны войск на дорогах, на малых высотах – 60 – 100 метров. Наши самолёты «ДБ-3» были предназначены для полётов ночью и на больших высотах, а эти задачи должны были выполнять ближние бомбардировщики (фронтовая авиация), но эта авиация располагалась на аэродромах, близких к границе, и была в первые дни войны почти вся уничтожена. Поэтому вместо своих задач уничтожать ночью с больших высот железнодорожные узлы и аэродромы (самолёты на них), нам пришлось выполнять задачи фронтовой авиации – днём и с малых высот. Поэтому у нас были большие потери – как самолётов, так и экипажей – погиб экипаж капитана Гастелло и многие другие.

Примерно через две недели остатки полка  перебазировались на аэродром около города Орёл, потом – на аэродром около города Тамбова. Были попытки летать ночью, но прожектора не было, а полёты с выставленными на земле фонарями и кострами были неэффективны.

Осенью лётный состав отправили в Туркмению, в город Мары для подготовки экипажей к полётам в ночных условиях и создания экипажей. Для занятий были созданы четыре группы по 25 человек (группа лётчиков, группа штурманов, группа радистов и группа воздушных стрелков), и из этих лиц были созданы экипажи. Лётчики сначала летали по кругу днём, потом – ночью. Когда нашего лётчика допустили к самостоятельным полётам ночью, то мы стали проводиться и полёты своим экипажем. Продолжительность такого полёта составляла 4 часа. Маршрут мы пролетели хорошо, но при подлёте к аэродрому отказал один мотор, и нам пришлось произвести посадку вне аэродрома на фюзеляж, но всё обошлось, никто не пострадал. Командир эскадрилии сказал нам, что «Вы уже можете летать ночью на боевые задания!», и нас отправили на фронт.

Летом 1942 года мы прибыли в боевой полк, который базировался недалеко от города Рыбинск, в 42-й полк Авиации Дальнего Действия (АДД), впоследствии он стал 171-м гвардейским Краснознамённым Смоленско-Берлинским авиационным полком  АДД. Первые боевые вылеты мы совершили ночью на аэродромы, железнодорожные узлы и станции Новгородской, Смоленской и Калининской областей.              

Весной 1943 года у нас над целью был повреждён двигатель от зенитного снаряда, при возвращении он отказал, и снова – посадка ночью на фюзеляж, на молодой лес. Снова всё обошлось, весь экипаж остался жив. Вокруг самолёта была вода, недалеко была деревня. С трудом мы пробились к деревне. В лётной книжке появилась первая запись «Не вернулся с боевого задания».

Летом 1943 года мы перебазировались на аэродром севернее города Калинина. В это время мы летали на железнодорожные узлы Смоленск и Брянск, на артиллерийские позиции немцев, с которых они обстреливали Ленинград, на Борисов и на другие цели. При налёте на Борисов был тяжело ранен лётчик Белоусов Григорий Александрович, и мне пришлось взять управление самолётом на себя. Штурманов не учат пилотированию самолёта, но я, ещё будучи курсантом, просил лётчиков разрешить мне пилотировать (в кабине штурмана на многих самолётах были рули пилотирования для инструкторов), и в большинстве случаев мне такую возможность давали. У моего боевого лётчика Белоусова был геморрой, и он часто просил меня взять ручку управления и пилотировать, особенно, когда была большая болтанка. Так я один из штурманов полка мог пилотировать самолёт, и в данном случае это пригодилось – я спас самолёт и экипаж. Когда оставалось лететь до аэродрома немного, отказал один мотор, во всех кабинах был дым. Радист просил, чтобы я разрешил ему выпрыгнуть с парашютом, но я не разрешил – высота была 400 – 500 метров. Я приказал радисту, чтобы он открытым текстом доложил, что лётчик тяжело ранен, машину ведёт штурман, отказал левый мотор, и что я прошу давать нам сигналы ракетами. Очень быстро мы увидели ракеты, выпускаемые с аэродрома – нам казалось, что аэродром ещё очень далеко, но как-то быстро мы его увидели, высота была совсем маленькая, прожектор был справа, и мы садились поперёк аэродромной посадочной полосы. К самолёту быстро подъехала санитарная машина, лётчика вытащили из его кабиныадист  и увезли в госпиталь. Он в полку нашем больше не появлялся, и его судьбу дальнейшую я не знаю. В штурманской кабине было два люка – вниз и вверх, но так как машина лежала на фюзеляже, через нижний люк выйти из самолёта было невозможно. Я попытался встать и открыть верхний люк, но ноги от напряжения при пилотировании меня не слушались. Через некоторое время радист по фюзеляжу самолёта дошёл до моего люка, я смог открыть люк, и он помог мне вылезти из самолёта.      

Меня назначили штурманом эскадрилии, и с этого момента я стал летать с командиром эскадрилии майором Вершининым Михаилом Ивановичем.

 

[Бортстрелок 1016]

 

Много ужасов и лишений пришлось пережить за эти 4 года, четыре раза меня сбивали, два раза выходил из-за линии фронта, но тяжелее периода, чем с 22 ноября 1943 года по 10 апреля 1944-го не было. Осенью 1943 года половину экипажей нашего полка, более опытных откомандировали на аэродром Ваенга около Мурманска -  наша дивизия действовала тогда в составе оперативной группы «Север-3». Действовали мы в интересах Северного флота, обеспечивали проводку транспортов союзников, которые везли нам самолёты и другую военную технику, а так же и продовольствие, проводили бомбовые удары по аэродромам, военно-морским базам и портам противника на территории Норвегии и Финляндии (Луостари, Хебуктен, порт Киркинесс). Всем было тяжело, полёты совершались в условиях полярной ночи, звезды над головой и под ногами давили на психику, полное отсутствие визуальных ориентиров, к этому прибавлялось обледенение самолета и взлетных полос. Техника не выдерживала таких морозов. За этот период на две боевые наши потери пришлось сразу шесть небоевых. За время операции мною было совершено 12 успешных боевых вылетов.

Были и курьезные случаи. История, в которую мы попали в январе 1944 года, может показаться из разряда новогодних сказок, но это – чистая правда. Едва сгустились сумерки, полк получил задание уничтожить фашистский аэродром в Луостари на севере Финляндии. Наш экипаж в составе командира гвардии капитана Белоусова Николая Ивановича, меня, стрелка-радиста Дробаха и стрелка Крыжановского совершали боевой вылет, бомбардировали радарные станции  Мы шли осветителями цели. При подлете к цели нас начала обстреливать зенитная артиллерия. Вышли мы на цель в расчетное время и легли на боевой курс, но тут же нас «схватили» прожекторы противника. Забарабанили зенитки. Желтые шары – стреляют счетверенные скорострельные пушки «Эрликон» (20-мм зенитные орудия) – снаряды летят вверх один за другим. Цепочка «светляков» тянется к самолету. Зачаровывающее зрелище, но смертельно опасное. Неожиданно кабина самолета снаружи озарилась светом. Попадание? При сбросе бомб я перепутал тумблер и вместо открытия бомболюков включил габаритные огни. При полетах ночью на боевые задания их включали только при взлёте, посадке и рулении самолета на земле. Действовало железное правило: чтобы не демаскировать себя, при полете к цели и обратно, а тем более над целью, фонари выключались. А тут – такая иллюминация. Белоусов, увидев, что я включил огни, начал их отключать одновременно со мной. Пока выяснили, в чем дело, прошло несколько секунд. Все это время мы висели над напичканным зенитками немецким аэродромом наподобие светящейся новогодней елки. Идеальная мишень: стреляй, как в тире. Но эффект от этого получился непредвиденный – закончилось всё это тем, что на земле включили посадочный прожектор – финны подумали, что на посадку заходит свой самолет и прекратили обстрел, они нас приняли за свой самолет: русские бы не обнаглели до такой степени, чтобы устраивать световое шоу прямо над дулами вражеских пушек, и они прекратили свою стрельбу по нам, за что и поплатились: мы воспользовались этим и беспрепятственно уложили бомбы по цели с ювелирной точностью. Мы успешно провели бомбометание и благополучно вернулись на свой аэродром. Так ошибка экипажа помогла провести успешную боевую операцию. На этом история не закончилась. Вернувшись на базу, мы узнали, что все экипажи наперебой докладывают о том, что наблюдали над целью «секретные» немецкие истребители, применявшие необычную тактику: идти в ночную атаку с включенными огнями и фарами».

За боевые операции в составе группы «Север-3» я был награжден орденом Красной Звезды» и медалью «За оборону Заполярья».

 

 

[Бортстрелок 1016]

В марте 1944 года мы вернулись на свой аэродром севернее города Калинин. В это время целями для наших бомбовых ударов служили железнодорожные узлы и аэродромы Смоленска, Брянска, Орши и других городов, а так же скопления войск и техники, переправы через реки, артиллерийские позиции противника.

В июле 1944 года части нашей дивизии производили боевую работу с основного аэродрома базирования (совхоз Лукино) по железнодорожным узлам и аэродромам противника в интересах 1-го, 2-го, 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов. Мы получили задание уничтожить вагоны с техникой и войсками на железнодорожном узле Вильнюс. При полёте на цель я услышал по радиотелеграфу сообщение Верховного Главнокомандования о взятии города Минска. Наш экипаж имел задачу осветить цель и вести визуальный контроль результатов бомбардировки. Наш самолет №12805 – лётчик майор Вершинин Михаил Иванович, стрелок-радист начальник связи авиационной эскадрилии старший сержант Лахметкин А.Е., стрелок сержант Битикев А.Р. и я, старший лейтенант, в 22.55. дали радиограмму «прошли озеро Лукомское». В расчетное время мы вышли на цель и произвели бомбометание. Мы первыми пришли на цель и сбросили на неё осветительные бомбы. Цель была хорошо освещена, и на земле стали взрываться серии бомб других экипажей, начались пожары. При воздушном контроле результатов бомбардировки пришлось долго – 10 минут – находиться над целью. При отходе от цели появились истребители противника, одномоторные работали в паре, атаки производились снизу сзади. Через 2 – 3 минуты после отхода от цели радист Лахметкин А.Е. сообщил об атаке «Ме-110». В этот момент, впереди самолета загорелся и взорвался неизвестный наш бомбардировщик, радист отвлёкся и дал подойти вражескому истребителю. Пули прошили правую сторону стабилизатора, обтекатель фюзеляжа и моторную часть правой плоскости, перебиты троса триммера рулей поворота и бензонасос правого мотора. Вершинин маневром по высоте и направлению ушел от последующих атак истребителя. Самолёт не загорелся, но накренился вправо и начал быстро терять высоту. Я вставил ручку управления и начал наклонять её влево, помогая лётчику. Лётчик сразу почувствовал помощь и крикнул мне в самолётное переговорное устройство: «Давай, давай!». Вдвоём нам немного удалось выправить самолёт от крена и уменьшить потерю высоты - была высота 4.500 метров, а стала 1.500 метров. Мы взяли курс домой, но самолёт всё же отклонялся от курса вправо и постепенно терял высоту. Нам удалось добраться до линии фронта недалеко от Молодечно. Видимо, из масляного бака правого двигателя вытекло всё масло, двигатель заклинило и в 00.42 он отказал, и мы резко стали снижаться и в 00.45 произвели вынужденную посадку с убранными шасси на болото в 5 километрах восточнее города Молодечно.  

Из-за опасности взятия в плен мы покинули место посадки и ушли в леса. Вскоре мы наткнулись на местное ополчение – это были местные жители, ушедшие в леса от фашистов. Встреча проходила несколько напряженно, первый вопрос был: «Среди вас коммунисты есть?». Он был произнесен таким тоном, что мы чуть ли не хором ответили – «Нет». Когда они привели нас на свою базу, отношение к нам нисколько не изменилось. «Сейчас мы проверим, наши вы или нет», - произнес один из них. Летчику Вершинину дали штык-нож «Смотри, к дереву привязан фриц, убей его, и мы :поверим, что вы советские военные». К дереву был привязан старый, толстый немец, видимо, обозник. Вершинину пришлось выполнить приказ ополченцев. Через два дня в расположение партизан вышла группа советских разведчиков, возвращавшихся с задания, и мы смогли вздохнуть спокойно. Они и перевели нас за линию фронта. После выхода нас развели по разным домам, где нас допросили. Так как мы выходили группой, наш экипаж долго не мучали. После подтверждения наших личностей нас отправили в нашу дивизию. В дивизии нас уже не ждали, считали погибшими. По сообщению других экипажей, которые видели взрыв первого самолёта, он взорвался сразу после освещения цели. Предполагали, что это был экипаж Вершинина, и появилась в моей лётной книжке новая запись – «Не вернулся с боевого задания». В ту июльскую ночь с задания не вернулись еще три наших экипажа.

 

 

[Бортстрелок 1016]

Война продолжалась, но цели для бомбометания уже стали на территории противника – Берлин, Кёнигсберг, Данциг, Будапешт, Штеттин и другие. Аэродромы базирования тоже передвигались на запад – сначала в Белоруссию, а потом – в Польшу.

При полёте на Штеттин из-за неисправности двигателя мы произвели вынужденную посадку в поле на фюзеляж. Лётчиком был командир авиационной эскадрилии Герой Советского Союза Уржунцев Константин Исаакович. Эта была территория Западной Белоруссии.

Последний мой боевой вылет состоялся с аэродрома Радзилов (Польша) на Берлин с 25-го на 26-е апреля 1945 года. Берлин к тому времени уже был окружён войсками Красной Армии. Лётчиком был заместитель командира авиационной эскадрилии Калинин В.И. В моей штурманской кабине со мной был молодой штурман, только что закончивший училище в Челябинске – лейтенант Федосеев Николай Иванович. Таким образом, в экипаже нас было 5 человек. На боевом курсе при заходе на цель нас атаковал ночной истребитель противника, и наш самолёт загорелся. Командир экипажа Калинин дал команду покинуть самолёт, все покинули самолёт, но у командира не раскрылся парашют, и он погиб, а остальной экипаж спустился на парашютах. Приземлились мы на территории, занятой нашими войсками. 27 апреля мы похоронили хорошего лётчика Калинина, а 28-го отправились на автомашине домой – до Варшавы на автомобиле, а по разрушенной Варшаве уже шли пешком до переправы через Вислу ­по временному мосту, от Варшавы ехали поездом.

8 мая мы приехали на аэродром получать боевое задание, но нам  дали отбой – конец войне!

В июле 1946 года наш полк из Польши перебазировался в Новозыбков Брянской области. Я получил звание «гвардии майор»

В 1950 году я переехал в Челябинск на преподавательскую работу в Челябинское военное авиационное училище штурманов и специалистов связи дальней авиации.

Я награждён 2 орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги» и др.

 

Полковник в отставке А.Хлопков».

 

[Бамовец 29]

Рукопись Александра Васильевича,предоставлена внуком.

[Бамовец 29]

А.В.Хлопков крайний справа 1944 г. фото предоставлено внуком