10 лет трагедии в Беслане, помним , скорбим...

[Стадник А.Н. 67]

Ровно 10 лет назад, 1 сентября 2004 года во время праздничной линейки, посвященной Дню знаний, террористы захватили среднюю школу №1 в Беслане (Северная Осетия). В здании находились более 1000 человек.

На третий день после захвата школы федеральные силы приняли решение штурмовать здание. Операция по ликвидации террористов завершилась в ночь на 4 сентября. По официальным данным, жертвами стали 334 человека, 186 из них — дети.

Спустя две недели после событий в Беслане ответственность за теракт взял на себя один из лидеров чеченских сепаратистов Шамиль Басаев.

Лариса Мамитова:

Сказали, туалет на месте, всё на месте. Я попросила одного из террористов: «Там наверху громкоговоритель есть, можно, я поищу». Тот согласился, может, в зале будет тише. И он меня повёл на второй этаж. В директорской у них был стол. Они кушали, кофе пили.

Меня заставили обойти школу, найти склянки, банки, чтобы туда люди опорожнялись. Я прошлась тогда по всем классам. Горшки от цветов – они были с дырочками, пошла в столовую. Там были террористы. Я попросила вёдра, они мне дали вёдра, я их принесла в зал. В зале сначала мочу пили, потом уже и мочи не было. Были обезвоженные. У детей уже судороги начались. У меня ребёнка парализовало, я уже не знала, куда нести даже. И все кричат, все просят помощи и нечем даже помочь.

Террористы мне сказали, что сейчас подъедет МЧС, и я должна поговорить о положении детей в зале. Это было перед взрывом.

Я заложникам говорила, чтоб на пол ложились, понизу хоть тянет маленько. И вижу, в среднем окне мой сын стоит. Кричу: «Вниз, Тамик, вниз, чтоб дышать!». И в этот момент — взрыв. Я стояла рядом с бомбой, как меня не разорвало? Очутилась в противоположной стороне. Пришла в себя от крика ребёнка. Мне примерещилось, будто их расстреливают. Смотрю наверх — крыши нет, небо видно. Один ребёнок меня за волосы схватил и так сильно потянул, я застонала, потом — отпустил. Повернула голову, смотрю — он уже умер. И кругом лежат дети. Стала искать своего. Под какой-то скамейкой очутилась. Там туфли: одна мужская, другая женская. Я надела. Стёкла кругом. Мне сына надо было найти. Вокруг мёртвые дети. Я вспомнила, что у Тамика шрам на ноге от велосипеда, стала у убитых шрамы искать. Брат меня нашел. И сказал, что Тамик дома.

Агунда Ватаева:

Я потеряла сознание. Очнулась, надо мной горящая крыша, всё падает, кругом лежали люди. Боевики стали кричать, чтобы живые поднимались и выходили из спортзала в коридор. Мы с мамой встали и пошли. У меня была небольшая рана на левой руке. Кругом лежали тела… Боевики вывели нас из спортзала в столовую. Там заложники могли выпить воды из бочек, какие-то дети жадно ели печенье. К моей маме подошла девочка лет восьми: «Галина Хаджиевна, я вас знаю. Вы меня заберёте к себе жить? Моя мама и сестра умерли. Точно, у неё кровь изо рта шла. Я хочу с вами жить, я сама одеваться умею и купаться, хорошо?» — просила она.

Потом кто-то из боевиков сказал: хотите жить, выставляйте детей на окна. Женщины не захотели ставить детей и встали на подоконники сами. Всё простреливалось. Заложники снова легли на пол. Меня тогда чуть не задавили.

Вскоре раздался новый взрыв, очень сильный. Я смотрела в потолок, и горячая плотная взрывная волна окатила меня с головы до ног. Я подумала: «Вот и конец. На этот раз я точно умерла».

Очнулась. Кисть руки уже висела. Посмотрела на ногу. Сквозь рану ниже колена я видела что-то белое, блестящее, похожее на кость. Мне было совершенно не больно, просто тяжело поднимать руку и ногу. Мама лежала рядом. «Нога, — сказала она. — Уходи». Никогда не смогу простить себе, что послушала её, развернулась и пошла. Я поползла на четвереньках к выбитому окну. Добралась до подоконника. На одной из этих печек лежали два трупа раздетых истощённых мальчиков.

До улицы мне оставалось одно движение, когда моя нога провалилась в щель. Я уже ногу не чувствовала, не могла её найти, всё тянула её, тянула, и ничего у меня не получалось. Внизу меня уже ждали. Наши ополченцы и военные кричали мне: «Давай, золотце, давай, солнышко!» А я не могла. От этого чувства бессилия и безнадёжности я стала плакать. Но потом собралась и освободила ногу. Меня подхватили, положили на носилки, понесли через какие-то дворы, закинули в «Пазик» и повезли куда-то.

Цифры:

Цифры -

...на момент штурма в заложниках оказались 1116 человек; из них 17 мужчин террористы расстреляли в первый день захвата.

Погибло 284 человека в результате приведения террористами в действие двух взрывных устройств и штурма школы.

13 человек умерли от ран через разные промежутки времени после теракта.

В первый день захвата за территорией школы террористами убито 3 мужчин.

3 сентября 2 сотрудника МЧС расстреляны при попытке эвакуации убитых в первый день заложников-мужчин; 10 спецназовцев погибли при штурме здания школы; 3 гражданских лица убиты при спасении заложников, а 1 умер от ран впоследствии.

Погибли и умерли от ран 186 детей, в том числе: дошкольного возраста – 9; учеников 1 класса – 18; 2-го – 15; 3-го – 21; 4-го– 21; 5-го – 16; 6-го – 28; 7-го – 13; 8-го – 13; 9-го – 22; 10-го – 9, 11-го – 1.

В 66 семьях погибло от 2 до 6 человек.

За 1418 дней и ночей Великой Отечественной войны из селения Тулатово, которое сейчас называется Беслан, погибло 357 взрослых мужчин. Теперь - в течение нескольких минут – почти столько же. Причем большинство из них – детишки.

810 человек получили ранения из числа заложников, сотрудников спецназа ФСБ, МЧС, МВД и военнослужащих внутренних войск, в том числе: 479 детей, из которых 44 – дошкольного возраста; тяжелые ранения – 163, включая 97 детей школьного возраста и 6 – дошкольного; 72 ребенка и 69 взрослых стали инвалидами; 17 детей остались круглыми сиротами.

Зарина Цирихова, 24 года

Их было сначала человек десять, затем все больше становилось. Они были все бородатые, в очках, с автоматами. Бежали на нас. Конечно, был страх. Я сначала выбежала со школы, мне как-то удалось это сделать. Но потом вспомнила, что Розита там, я вернулась. Нас стали загонять в спортзал. Они развесили в виде гирлянд бомбы: по бокам, дорожка из бомб, над нами висели бомбы, на кольцах бомбы были, ящики тротиловые стояли. Запомнила очень хорошо момент, когда увидела, как выглядит смерть. Когда нас стали загонять, моего одноклассника отец - большой очень, он был с нами, его сын один со мной учился и еще у него был старший сын. Он начал нас всех успокаивать: «Успокойтесь, пожалуйста, все будет хорошо». К нему подошел террорист, схватил его за шею и поставил на колени, тогда они только ростом сравнялись. Схватил и говорит: «Если вы сейчас не закроете свои рты, я его убью». А мы никогда не видели, перед нами никогда не убивали, мы не видели войну. Мы стали друг друга успокаивать. Но это террориста не остановило, он ему выстрелил в висок. У того сразу закатились глаза, он рухнул. Вместо того, чтобы его вынести, его занесли вглубь зала, чтобы мы видели, как кровь растекается. Мы смотрели, он лежал прямо передо мной. Помню хорошо, когда нам сказали: надо вытереть кровь. Вытянули его сыновей, чтобы именно они вытерли кровь. Я помню, он снял с себя рубашку, трет кровь и плачет. Ему было так плохо. Человек повзрослел буквально за два часа, такой был взгляд. К сожалению, из них никто не выжил. Два брата и отец погибли.

Среди нас в первый же день мужчин расстреляли. Их поставили, увели, мы поняли, что мы их видим в последний раз. Среди нас были трупы. Юлия Рудик у меня была одноклассница, ее сестра на второй день умерла, у нее был сахарный диабет. Ее не выпускали. Трупы были среди нас, этот запах, запах мочи, запах всего, духота. Постоянная стрельба в потолок, постоянные крики. Они могли кого-то ударить, прикладом. Мы были в напряжении, потому что понимали, что в любой момент мы можем просто взлететь на воздух. И вот эти три дня сидеть в этом стрессе, ждать неизвестно какого исхода. Было уже все равно. Безумно хотелось пить.

Когда случился штурм, видно было по террористам, что они не были готовы к этому. Мне кажется, они надеялись, что власти сделают так, как им надо, и каким-то чудом сложится коридор, и они уйдут. Когда случился взрыв, была растерянность, был шум, контузия. Люди, туман. Я не помню, как я вылезла оттуда. Я помню, что после второго взрыва убежала. Передо мной лежала мать с ребенком, ребенок был мертвый. Она ко мне подползает, толкает: «Пойдем». Я ее не знаю, даже не помню, какая-то женщина. Но сам факт, что она оставила ребенка. Я оставила свою родную сестру, я себя за это корю, но я могу найти себе оправдание — это человеческий фактор, страх, он мне не давал соображать. Когда я убегала, я помню, мне Розита сказала: «Зарина, не оставляй меня». Я это услышала после того, как вылезла, до меня дошло, что она мне сказала. Полезла обратно. Я помню, что я очень сильно ударилась, потеряла сознание. Потом как-то меня на носилках вынесли. Я считаю, что это действительно чудо, что мы с сестрой выжили, да, у нас травмы, у сестры пулевое ранение, у меня в голове осколки, мы плохо слышим.

Вроде прошло 10 лет, но теракт оставил свои последствия. Казалось бы, жизнь продолжается, а все равно жизнь разделилась на до и после. Самое обидное, что до сих пор не знаем правды, что в принципе эта правда по большому счету кроме пострадавших уже никому не нужна. Обидно, что за какие-то ошибки наших политиков просто расплатились детьми. Вообще, когда я была в больнице, я к себе никого не подпускала, даже маму. Я не понимала: маленькая школа, полторы тысячи людей, и целый мир, и никто ничего не может сделать? Я не знаю точно, какие там требования были выдвинуты, вроде — четыре президента, вывести войска из Чечни. Я не знаю, как там что происходило, но было ощущение, будто нас предали. Вопрос: почему мы, за что, почему дети? Ведь у нас все было впереди, мы по сути начинали жить, никому ничего плохого не сделали. Почему Беслан? По сей день, мне уже 24 года, тогда мне было 14 лет, чувствуешь на себе какую-то ответственность. Ты понимаешь, что ты, наверное, особенная в чем-то, ты не просто оттуда вышла. Видимо, Господь так захотел, что у тебя есть на земле миссия какая-то, что ты должна, на тебе лежит ответственность перед многими. Почему я ушла оттуда живой, почему моя сестра? Ты живешь, и ты живешь с мыслью о том, что вместо тебя мог быть другой.

Амина Качмазова, 17 лет:

На третий день вообще не пускали ни в туалет, ни капельки воды, ничего. Уже было понятно, что что-то случится. Наша классная была очень героической. Когда она думала, что начнется штурм, выстрелы, она говорила: «Залезайте за мою спину, я вас прикрою». Я не помню, когда начались взрывы, меня, наверное, оглушило волной взрывной. У меня звука вообще не было, я ничего не слышала. В моей памяти это так: никто никуда не бежит, люди лежат мертвые. Я бегу в одну сторону, потом в другую сторону, когда я бегу уже третий раз, я вижу, что идет женщина, она меня зовет: «Иди сюда». Я к ней подхожу, она берет меня за руку, с другой стороны была еще одна девочка, и мы бежим. Потом, как оказалось позже, эта женщина, которая меня спасла, она спутала меня со своей дочерью, как потом она сама говорила, она подумала, что я ее дочь, которая умерла там же. Потом мы пришли в столовую, а потом мы увидели большой чан с водой, все, я уже ничего не помню, я туда чуть не нырнула. Я начала пить. Туда закинули гранату. Спецназовец русский на эту гранату лег, чтобы она взорвалась, мы не не пострадали. Он, конечно, умер, герой России. Потом, когда нас вытаскивали оттуда, там такие высокие окна, а я не доставала, меня все толкают — ну давай, вылезай, а я не могу, я не достаю. Я помню, это было так долго, на меня все смотрели с ненавистью. Потом нас передавали как по цепочке от спецназовца к спецназовцу. Последний человек, которого я помню, меня передали мужчине, у него была белая майка, не спецназ, просто осетин-доброволец. Я его не смогла потом найти нигде. Это последнее, что я помню. Потом я, наверное, потеряла сознание. Я помню, я уже в Москве очнулась через три дня.

Лена Гаитова, 22 года

31 августа мне снился сон, что у нас дома кровать, напротив кровати стоит большой шкаф с зеркалом. Я лежу, прячусь за этой кроватью, вижу — у нас во всех углах сидят дети. Ко мне близко подходят люди с оружием бородатые. Я лежу, закрыла глаза: хоть бы они меня не увидели. Получается, что в любом случае увидят, так зеркало напротив. Хоть бы они меня не увидели, хоть бы не увидели. Только они к краю подошли, меня разбудили: иди в школу, уже пора. И утром мы пошли в школу. По дороге было все нормально. За школой есть магазинчик, мы думали пойти воды купить в магазине. Я говорила: нет, мы опоздаем тогда на линейку. В итоге мы не пошли, и получилось, что мы попали туда.

Были моменты, когда они начали издеваться над нами: сидите, держите руки наверху. Так прошел первый день. Первый день они были очень насторожены, как будто чего-то опасались, ждали чего-то. А потом более спокойные были. На второй день начали выпускать, все выходили, говорили, что мы идем в туалет, на самом деле искали воду, где попить можно. Мы находили листочки от цветов и ели их, чтобы утолить жажду. Выносили из класса книги, чтобы как-то на себя махать, раздать в спортзале всем. Третий день смутно помню. Когда прогремел взрыв, я просто встала, посмотрела в окно, вижу — мальчик бежит. Я не знаю, о чем я думала, я села обратно. Думаю: чего я сижу? Пошла к подоконнику, только на него залезла, прогремел второй взрыв. Мне стало горячо, что-то посыпалось, я начала это все с себя стряхивать. Сзади была какая-то маленькая девочка, которая тянула меня обратно. Я смотрела на нее, получается, что я до нее не дотягиваюсь, потому что я уже высоко, там высокие подоконники, я все равно обернулась, как-то взяла ее за руку и выкинула через окно. Она не бежала, она боялась, стояла, ждала, пока я вылезу оттуда. Я вылезла, мы вместе с ней побежали. Я после этого ее не видела, не знаю, кто это была. Ранений не было никаких, были маленькие ссадины, ожоги. Все, меня сразу посадили в «скорую помощь» и отвезли в больницу. В больнице пролежала я четыре дня. Приехала домой. В школе я была с братом старшим. Я приехала домой, дома папа небритый, в черном весь, мама в черном. Я не поняла, что происходит: «Почему вы все в черном?». И мама мне говорит: «Понимаешь, сейчас такое время, что надо. Такое случилось». Они мне не говорили, что случилось, до последнего. Я спрашивала: «Где Алан?». Они говорили: «В больнице». «Когда мы к нему поедем?». «Завтра, сегодня уже поздно». Отправили меня в душ, я вышла, мама сидит на диване с фотографией большой и говорит: «Это все, что от него осталось». Он погиб в школе, на 4 года меня старше был.

Раньше было полегче, потому что мы были поменьше, не понимали всего. То есть мы не понимали, что нас был целый класс, после этого 7 человек из моего класса, мои друзья, их уже нет. Мы понимали, конечно, переживали, но не так, как сейчас. Чем больше времени проходит, боль не утихает, наоборот, бывает сложнее. Потому что сейчас мы больше всего осознаем: если бы, не дай бог, что-то подобное повторилось бы, я бы, наверное, села и не встала. Тогда у детей была смелость, потому что никто никогда не видел такое, а сейчас бы все по-другому было, и переживаешь по-другому.

Кристина Дзгоева, 21 год:

Возле школы постояли чуть-чуть. У нас линейка была. Я обернулась — люди в черном. Я не поняла, кто, что. Начали подходить к нам и начали кричать: «Школа захвачена. Никто не сможет убежать». Тогда мы побежали в сторону спортзала. Я не была ни с мамой, ни с сестрой, они отдельно от меня были. Я побежала и потом нашла их в спортзале. Три дня мы сидели вместе. Когда был взрыв, мы отдельно сидели. Потеряли друг друга в тот момент. Когда я бежала из школы, я видела маму, как она лезет через окно. Я ходила по трупам, по людям. Я никого не замечала, кроме мамы, так я вышла, выпрыгнула сама и убежала. Мы сестру не находили. Она меня спрашивала: «Ты не видела?». Я говорю: «Нет». Мне не сказали, что она умерла. Я потом поняла, что ее больше нет. Ей было 10 лет.

Первоклассники Беслана, выжившие в 2004–м, в этом году окончили школу.

[Стадник А.Н. 67]

Памятник бойцам "Альфа" и "Вымпел"...

[Артем Сергеев 65]

Кстати, в то время я там рядом был. Во Владике и окрестностях.

[Женька 0]

Кто-то из форумчан до сих пор хлопает в ладоши этим бравым воякам. Враг он и есть враг. Жестокий и подлый.

Артем Сергеев, Вы про Владикавказ? Владик - это Владивосток. Это я Вам как уроженка этого города говорю.

[Артем Сергеев 65]

Артем Сергеев, Вы про Владикавказ? Владик - это Владивосток. Это я Вам как уроженка этого города говорю.

Знаю, знаю. Местные Владикавказ также Владиком называют.

[Стадник А.Н. 67]

Эта операция терроров взорвала мне мозг. Я понял что за такой срок можно вырезать целый сельсовет и это событие станет известно только через неделю...

[Артем Сергеев 65]

Я понял что за такой срок можно вырезать целый сельсовет и это событие станет известно только через неделю...

Не понял, какой срок? Местные осетины уже в 11 часов в тот же день собирались брать заложников из ингушей. И местное ТВ почти сразу рассказало.

[Стадник А.Н. 67]

Не дописал. За день. На Кубани на сельсовет один участковый. Территории огромны. Захват в Беслане был организован на 5+. Сделав такое на Кубани можно было получить страшный резонанс. Менты расслабленные по самое немогу. Только гайцы капусту рубят...

[Артем Сергеев 65]

Да менты едва ли будут полезны в таких ситуациях. Если подобное случается, то это промах фэйсов. ТакЪ считаю.

[Стадник А.Н. 67]

За любой промах кто то жизнью заплатит. Я фэйсам всё высказал что думал...

[Стадник А.Н. 67]

http://www.kommersant.ru/gallery/2557294#id=1058371