Опубликовано: 25 февраля, 2008 Удалось раскрутить отца, чтоб он записал свои воспоминания по блокаде. Конечно пацан мало что серьезного видел, но может и вам будет интересно. Снарядик. Зимой 1945 года я учился в школе, что напротив завода Сан-Галли. Это было время, когда было и голодно и холодно. Война завершалась, уже было ясно, что наша победа неотвратима и все ее ждали с нетерпением, но жилось очень нелегко. Дома отопление отсутствовало – в блокаду все радиаторы замерзли и полопались. Все отопление сводилось к топке нескольких утюгов, рассчитанных на древесный уголь. (Мама его где-то доставала в небольших количествах). Буржуйки у нас не было – ее кто-то у нас украл, мебель всю, что можно, сожгли в блокаду. Вот и грели утюги, когда был уголь, на манер японских жаровень. Толку от этого было совсем чуть, но все-таки теплее… Одежонка у меня была не ахти, зато обувка – высший класс! Ватные бурки в калошах. Тепло и сухо. Эту замечательную обувку – бурки - сделала мне мама. Учеба давалась не без труда. Очень трудно было сосредоточиться – все время хотелось есть. (Какой дурак сказал, что сытое брюхо к учебе глухо! Голодное куда более глухо.) Мама на работе покупала у знакомых проводников картошку. Когда мама ее приносила, все мысли были о том, чтоб эту картошку быстрее сварить и съесть. Бывало, набьешь картошкой живот, тяжело, а есть все равно хочется. У нас в классе у одного из моих одноклассников появились вдруг занятные, раньше не виданные штуковины – маленькие, очень нарядные снарядики. Просто игрушки. Очень красивые. Однокашник форсил – прямо при нас разбирая такой снарядик на составные части – и на ладони эти детальки – от блестящего взрывателя до шайбочек взрывчатки выглядели очень соблазнительно. А потом так же элегантно и быстро он собирал снарядик снова и прятал себе в сумку. Все это выглядело как цирковой фокус. Не знаю как другим – хотя посмотреть на этот фокус всегда собиралась маленькая, но толпа дуралеев - но мне чертовски хотелось вот так же ловко заниматься разборкой и сборкой такой замечательной игрушки. Не знаю, чем это меня так поразило – другие военные штучки так не поражали. К пистолетам, которыми хвастались другие ребята у меня, после одного инцидента, никакого интереса не было, да и к прочим военным штучкам тоже – а вот тут загорелся. От однокашника я узнал, что он раздобыл его в одном из поврежденных «шерманов», которые были выгружены на «Московской-товарной» - там было кладбище бронетехники. Буквально на следующее утро, благо учился во вторую смену, я отправился за «игрушками». Утро было серое и сырое. Редкие прохожие шли мимо битых танков. Делаю рывок, когда никого рядом нет, не без труда забираюсь на танк, у которого открыт башенный люк. Поблизости по-прежнему никого нет. Ныряю в люк. Сердце колотится. В танке, хотя стенки покрашены белой краской, темновато. Пытаюсь найти вожделенные снаряды – но все гнезда для боеприпаса пустые… Снаружи ходят люди, разговаривают. Страшно! Нашел вмонтированный в броню пулемет. Совершенно целый. Вороненая синяя сталь. Штучка, что надо! Плавно ходит, когда им вертишь. Послушный такой. Хочется его забрать с собой. Тут только понимаю, что никаких инструментов не взял. Поиск в танке опять ничего не дал. Голыми руками снять пулемет не получилось…Досадно… А как хотелось бы! (Сейчас смешно вспоминать. Хорош бы я был, идущий по Лиговке с пулеметом наперевес…Не говоря о том, что железяка для не вполне оправившегося после блокады дистрофика была и тяжеловата. Но так хотелось ее снять и унести домой…) Дождался, пока рядом никого не будет и не солоно хлебавши отправился обратно. Забираться в другие танки сил не было. Да и люки у них были закрыты. Я же опасался попасть в неприятную ситуацию. Мне-то бы ничего не было, а у мамы были бы неприятности. Поход закончился фуком… А скоро, придя в школу, я узнал от ребят, что наш одноклассник, которому я позавидовал, отправлен в госпиталь! Ему оторвало кисти рук, выбило глаза и сильно порвало лицо. Не знаю – тот ли снарядик это был, который он так лихо разбирал и собирал в нашей толпе… Казалось бы после случившегося нужно было бы забыть о подобных играх, однако вероятно в этом возрасте у человека чего-то недостает в голове… Как топить толом плиту... Нашим соседям по квартире предложили огородный участок на ст. Тайцы. Зинаида Петровна взяла своего сына Юру – и меня заодно – мы с Юркой дружили. Для того чтоб посмотреть на участки, выделенные работникам Октябрьской железной дороги под огороды, организовали специальный поезд и по свежепроложенной ветке, так и доехали до места. Хотя была уже поздняя весна 1945 года, место было голое, почти без растительности. Такое было впечатление, что тут все перекопано и трава какая-то клочковатая и кусты жиденькие. Приехавшие железнодорожники разбрелись смотреть на свои участки – вероятно, там были какие-то вешки или другие обозначения. Когда мы прошли метров 20 от насыпи, я нашел очень красивый снаряд – весь в кольцах с цифрами и делениями. Зинаида Григорьевна его тут же отняла, а мне дала такого пинка, что я отлетел на несколько метров и шлепнулся на землю. Прямо на РГД. Новехонькая. Зеленая. Без запала. Я тут же прибрал ее за пазуху. Зинаида Григорьевна этого не заметила, но как-то встревожилась. Отправила нас с Юркой обратно к насыпи, велела никуда не отходить, а сама прошла еще дальше. Пока мы ее ждали, я нашел у насыпи немецкий погон – черный с широким серебряным кантом, человеческий череп без нижней челюсти с черной жижей внутри и пару немецких подковок на каблук, аккуратно перевязанные веревочкой. На Юрку больше впечатления произвел череп – явно молодого человека, с отличными зубами, а я был рад подковкам – каблуки у меня почему-то снашивались быстро, а с такими подковами эта проблема снималась. И действительно, приколотив дома подковы, я больше о каблуках не думал. Разве что ходить было очень шумно, а на экскурсии в Русском музее пришлось ходить на цыпочках. Вернулась Зинаида Григорьевна. Ей что-то там сильно не понравилось, и от участка она отказалась. Наверное, и правильно, так как потом из тех, кто там ухаживал за огородами, были подрывы и жертвы. А РГД дома я разобрал. Тол решил с пользой спалить в кухонной плите – по недостатку дров. Вот тут-то я и влип. Вместо спокойного, даже меланхоличного горения, взрывчатка буквально полыхнула. Горение сопровождалось зловещим воем, кухня заполнилась черным едким дымом, который и по квартире расползся. Кухонная плита раскалилась докрасна. Одним словом – жуть! После этого эксперимента я некоторое время не мог придти в себя. С месяц в квартире держался запах горелого тола, что вызвало у соседей по коммунальной квартире резкие замечания. Хорошо еще соседки не поняли, что воняет взрывчаткой… Больше я тол в кухонной плите не жег. 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 Dok, отлично!!! Спасибо!!!!!!! Бог берег твоего отца, не иначе... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 Спасибо Док! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 Сильно, спасибо! Как-нибудь я оформлю и опубликую воспоминания своего отчима (1945 год, Абрау-Дюрсо, ему было 9 лет). Много забавного рассказывал, например нашли с другом карабин немецкий и на огороде стали стрелять по столбу - меже между участками, а на соседнем участке бабка пропалывала в кустах (они ее не видели). Бабка как почуяла что пули свистят (выстрелов не слышала ибо была глуха) - упала на землю и ползком с огорода. В обед пришел его отец - ничего не сделал - сказал только - еще раз такое повторится - убью! - и кинул карабин в очко туалета ... другой раз пошли на сбитый немецкий бомбер и приташили с него бомбу в центр поселка - выбрали время перед обедом когда все были на виноградниках - в кучу свежевыброшенного шлака из котельной ее засунули. Говорит интересно было - рванет или нет. Бомба рванула сильно, никто не пострадал, кроме одной стены и кон котельной, очень долго разбирались кто и что, но органы решили что это случайно боеприпас оказался рядом и на том закрыли. 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 Интересно!!! Спасибо!!! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 Музей обороны Ленинграда - 1 Теплый летний день 1942 года. Мы с ребятами, с которыми ходили в школу на обеды, узнали, что на Соляном переулке представили для обозрения сбитый немецкий самолет и решили посмотреть на это диво. До Литейного с Лиговки доехали на трамвае, благо с нас никто за проезд не требовал оплаты. Вообще после первой блокадной зимы у выживших было какое-то особое отношение к детям – с нас не брали денег за трамвай (хотя стоило это недорого), в парикмахерских тоже стригли бесплатно… Хотя сейчас, когда смотришь телепередачи о блокаде получается что весь город был буквально наводнен людоедами, которые только и старались сожрать каждого ребенка. Чушь поганая. В трамвай было трудно залезть, очень непростая задача подняться по ступенькам – сил не было у всех. Но сам трамвай – это было чудо, знак Победы, как бы это патетически не звучало сейчас. Когда их пустили – люди плакали от радости, а вагоновожатые все время звонили в звонок и этот, до войны довольно неприятный звук, казался прекрасным. Он означал, что мы не только выжили, но и выстояли и теперь все будет хорошо. До Соляного от Литейного добирались пешком. В этом уголке Ленинграда я до того ни разу не был. Переулок был замощен булыжником с уклоном в середину переулка. В конце его – у Гангутской улицы плашмя на земле лежал немецкий истребитель. Я не знаю, что это была за марка. Самолет поражал своими формами, он был очень изящен и одновременно был хищным и зловещим. Свастика и крест на фюзеляже дополняли впечатление. От него веяло смертью и, несмотря на теплую погоду, словно тянуло холодом. Приятно было влезть на гремящее под ногами крыло и походить по плоскости. Очень хотелось от души попинать эту машину, но сил на это ни у кого не было. Все очень радовались, что удается справляться с такими смертоносными машинами. Даже по виду этого истребителя было видно, что это была опасная и хорошо сделанная смертоносная техника. Конечно, выставили эту трофейную машину на обозрение, чтоб поднять дух жителей Ленинграда. Интересно, что этот экспонат оказался у стен здания, в котором через 4 года открылся музей обороны Ленинграда. Возможно уже тогда – пока город еще был в блокаде – прорабатывался проект организации этого нужного музея. По-моему музей обороны Ленинграда был открыт в 1946 году и вроде вход в него был бесплатным. Входили в него через парадную дверь – с Гангутской улицы. Прямо перед входом стоял подбитый «Тигр» Ребята лазали по этому танку, залезали вовнутрь – люки были открыты. Я не залезал, хотя очень хотелось, но ребята рассказали, что внутри все было загажено. В это время скверик, находившийся между Рыночной улицей и зданием старинной гимназии, был буквально забит трофейной военной техникой. Битком, вплотную дружка к дружке и туда никого не пускали. А снаружи разобрать что-либо было очень сложно, слишком много там стояло всякого-разного. Внутри поражал громадный зал с металлическими фермами, держащими крышу. Справа от входа на весь торец здания была выполнена грандиозная картина, изображавшая штурм Пулковских высот после мощнейшей артподготовки. На переднем к зрителю крае были выполнены в натуральную величину фигуры наших атакующих бойцов и лежащие в разных позах убитые немцы. Использование настоящей одежды, оружия усиливало впечатление и к слову даже трупы были сделаны очень натурально – не было впечатления, что это куклы, они лежали так, как лежат трупы – как-то по-особому сплюснувшись, как не может лежать живой. Раскромсанное, гнутое немецкое оружие в перепаханных позициях усиливали впечатление правдоподобия и давали особое ощущение мощи удара по врагу… К фермам был подвешен бомбардировщик, который принимал участие в бомбежках Берлина вроде в августе 1941. Это был дерзкий и неожиданный для немцев налет, они этого никак не ожидали. Поверьте – это очень большая разница – жить спокойно, и не соблюдая светомаскировки, зная, что ночью будешь спокойно спать в своей постели, а утром потягиваясь подойдешь к окну и посмотришь через стекло во двор - или заклеивать окна бумажными полосами – тогда говорили, что якобы это защитит стекла при ударе взрывной волны, но это чушь. (А вот что было полезного – проклеенные стекла не так далеко летели в комнаты и не так ранили – газетные бумажки тут помогали действительно.) Тщательно закрывать тканью окна – чтоб щелочки не осталось для света и каждую минуту ждать воздушную тревогу, чтоб бежать в подвал, где наспех сооружено примитивное бомбоубежище… И понимать при этом, что каждая бомба может быть твоей. Именно – твоей. А уж что делают бомбы с домами – это каждый ленинградец своими глазами видел. Конечно, разрушительна мощь наших бомбардировщиков была несерьезной – но то, что немцев угостили тем, чем они кормили нас, моральное впечатление от этой бомбардировки – было огромным. И для нас и для немцев. Жаль, что потом этот великолепный экспонат бесследно исчез после разгрома музея. В этом же зале по правую сторону стояли наши танкетки, пушки, броневики и танки, а напротив – то же, но немецкое. Конечно, были портреты Сталина, Кузнецова, Жданова. Напротив входа в этот зал была пирамида из немецких касок. По высоте эта пирамида была метра 4. В основании пирамиды было навалено кучами немецкое стрелковое вооружение – и мне кажется, что оно все было из разных образцов, то есть не одни и те же винтовки и автоматы, а разные модели. Эта пирамида производила очень мощное впечатление. Этот зал вообще производил сильнейшее впечатление, в первую голову из-за очень грамотного оформления и подачи экспонатов. Он был очень умело и с душой оформлен. Когда я находился в нем – настроение становилось радостным и приподнятым, гордым за наших воинов, которые смогли нас защитить и отомстить за все наши беды. Следующий зал – находившийся в таком же промышленного типа ангаре был посвящен подвигу военно-морского флота Ленинградского фронта. Сразу привлекал внимание отличившийся в боевых действиях торпедный катер. По-моему там были представлены и десантные плавсредства. Были прекрасно и старательно сделанные макеты акватории боевых действий с зонами минирования, множество образцов мин, торпед, прочего морского вооружения. В двухэтажном корпусе «А» в залах были представлены остальные элементы обороны Ленинграда. У меня осталось впечатление, что для всего, что было выставлено, места было слишком мало. По-моему был такой момент в работе музея обороны Ленинграда, что его закрыли на какой-то период, а когда открыли снова – экспозиция была значительно расширена и стала дополнительно оформлена в корпусе «Б». Тяжелое впечатление оставалось от зала, экспонаты которого рассказывали об артобстрелах города. В стене зала была сделана брешь – как от попадания артснаряда – и сквозь нее просматривался участок Невского (перекресток с Садовой). Были видны разрывы снарядов и попавшие под артобстрел люди. По-моему в этом же зале был выставлен кусок трамвайного вагона, в который попал снаряд. Тогда в этом вагоне было убито и искалечено много людей сразу… (немецкие артиллеристы старались обстреливать остановки трамваев и обстреливали в начале и конце рабочих смен и по обеденным перерывам. Соответственно в рамках ГО остановки переносились на другие места и по времени старались не допускать скоплений народа. Но несколько раз немцам удавалось накрыть и людей на остановках, и трамваи). Музей также был интересен тем, что все аспекты жизни, все фазы борьбы были представлены и экспонатами и фотографиями, великолепно сделанными макетами и картинами. Был, например такой период, когда на город сбрасывали торпеды на парашютах. В одном из залов такая торпеда с парашютом лежала на полу – из числа тех, которые успели обезвредить. Тут же было указано: в какие места города были сброшены такие подарки и тут же были фото разрушений от них. Общая экспозиция была и обширна и интересна. От увиденного сильно уставали и хотелось придти еще и еще. Оформление было сделано и со вкусом и с душой. Художники и скульпторы постарались на совесть. Наверное потому, что все, что делалось было очень близко исполнителям. А недавно я посетил новый музей обороны Ленинграда. Захотел посмотреть выставку «Поле боя – пропаганда» и вдохновиться для завершения записок о музее. Конечно по горячим следам, да еще и с громадным выбором оставшейся на полях только что прошедших сражений техники и оружия работать легче и тот – уничтоженный в 1949 году музей имел гораздо, несравнимо больше экспонатов. Одних только крупногабаритных образцов нашей и трофейной техники было несколько десятков. Стрелкового оружия - были не сотни – тысячи единиц (это к слову послужило в плане обвинения ленинградцев в подготовке вооруженного восстания против кремлевского руководства). Тысячи экспонатов, фото, документов. Места не хватало. Трудно сравнивать тот музей – и современный. Это безусловно был подвиг – создать с нуля 8 сентября 1989 года на пустом месте новый музей. Но это получилась скорее поминальная выставка по тому, погибшему музею. Однако все значительные события блокады имеют очень мало экспонатов, которые бы в полной мере отразили бы подвиг…Подвиг обороны Ленинграда уникален. Не знаю, с чем его можно было сравнить. Боюсь стариковского брюзжания «раньше все было лучше», но конечно современный музей не имеет и части той техники, что была в прежнем. Не говоря уж о «Тигре» и самолетах, но ведь и другие впечатляли – например дальнобойная пушка. В зале с пирамидой из касок было много артсистем – и наших и врага и контрбатарейная борьба освещалась поэтому очень ясно. Даже коллекция трофейного стрелкового оружия поражала – любое, со всей Европы из всех стран. Наши системы были куда малочисленнее. Каждый выставочный зал был посвящен отдельной службе – МПВО, Дороге жизни, Медицине, обеспечения населения хлебом, Службе СМЕРШ, Контрбатарейной борьбе, прорыву блокады в 1943 году, Снятию блокады – всего не упомнишь. И каждый из этих залов был забит, просто забит предметами, относящимися к этой теме. Множество витрин 1,5х1,5 метра с макетами, где было показано как развивались события. Запомнился макеты моста, поставленного на сваях в уровне ледового покрытия Невы. В мае 1943 года мост из-за подвижек ледяного покрова стал разрушаться. Тогда сваи срочно стали вынимать и ставить новый деревянный надводный мост. А ведь в мостостроительном отряде были почти что одни женщины. Этому подвигу посвящался целый зал. И в каждом зале ощущалось какую страшную тяжесть вынесли на своих плечах люди. Почти физически ощущалось. Конечно и роль руководителя музея играла значение – Раков конечно был очень грамотным руководителем и команду подобрал замечательную. Разумеется и деньги нужны…Но все-таки художественное чутье, ясная позиция, мастерство – тоже необходимо. Огорчило следующее. В том – первом музее мне запомнился парадный мундир немецкого офицера, предназначенный для парада по случаю взятия Ленинграда и пропуск в ресторан «Астория» по этому поводу. Запомнилась эта витрина, хотя тогда немецкие мундиры попадались часто. Сейчас в музее несколько витрин с мундирами и снаряжением немецких, финских, наших военнослужащих. К чему все это? Быть может это интересно, но какое отношение имеет к подвигу ленинградцев, наших солдат и рабочих? Да еще и расположены мундиры рядышком… Я не понимаю, зачем это нужно – такие параллельные расположения нашего – и вражеского снаряжения. Мне кажется, что важнее представить теперь в каких условиях холода, темноты, голода находились и защитники и жители нашего города. У врага условия жизни были куда лучше, их быт с нашим и сравнить нельзя. Я видел фото немецких артиллеристов-дальнобойщиков. Смеющиеся. Сытые молодые ребята. Им было весело, когда из своих крупнокалиберных орудий они долбали по городу. Ведь без особых усилий и напряги – и на первых порах – до развития контбатарейной борьбы – в полной безопасности они слали снаряд за снарядом и – каждым – попадали в цель. Каждый снаряд – в цель! Как здорово – этому можно радоваться. Только целью были мы. По нам они долбили днем и ночью. Старательно, добросовестно убивали людей и рвали город. Мало кто знает, что не только дома рушились – грунт нашего города от таких обстрелов тоже ранен – долгое время после войны все коммуникации постоянно портились – потому что даже земля в городе была ранена и потому местами проседала, рвя кабели и канализацию и водопровод… В том погибшем музее солдат противника был Враг. Враг не имел морального права даже мундиром стоять рядом с чем – либо нашим. Он занимал положенное ему по истории место – под ногами победителей. В нынешней экспозиции – солдат вермахта, финн – какая-то кукла, представленная то в одном, то другом наряде... Конечно им в мерзлых окопах было несколько неуютнее, чем у себя дома, но вот нашей смерти они хотели все без исключения, рвались к захвату новых земель и без раздумий сравняли бы город с землей, разграбив бы его сначала, как они это сделали с пригородами Ленинграда. То, что там было сотворено, мы видели своими глазами. Поэтому бредни о гуманизме и культуре гитлеровцев вызывают физическую тошноту. Нас пришли убивать, делали это с удовольствием – и потому никакого уважения и преклонения перед гитлеровцами быть не может. И нынешняя возня с останками вражеских солдат, создания им мемориалов – глупость. Трупы преступников, убийц, террористов и сейчас хоронятся без почестей, без выдачи родственникам. Вермахт, СС – именно и были армией преступников. Потому – никаких почестей им быть не должно. Не надо притворяться, что были с их стороны какие-то правила игры, типа рыцарского турнира. Не надо приманивать следующих таких же завоевателей и обманывать самих себя. Нам не было пощады тогда и случись что – не будет сейчас. 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 В том налёте на берлин учавствовали морские лётчики с балтики. Брат бабушки моей во время бомбежки погиб,стрелок радист,их самолет взорвался в воздухе........... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 26 февраля, 2008 (изменено) ... Изменено 17 января, 2009 пользователем 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 27 февраля, 2008 Dok Спасибо! Sarmat Ждёмс 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 28 февраля, 2008 У нас в классе у одного из моих одноклассников появились вдруг занятные, раньше не виданные штуковины – маленькие, очень нарядные снарядики. Просто игрушки. Очень красивые.Однокашник форсил – прямо при нас разбирая такой снарядик на составные части – и на ладони эти детальки – от блестящего взрывателя до шайбочек взрывчатки выглядели очень соблазнительно. А потом так же элегантно и быстро он собирал снарядик снова и прятал себе в сумку. Все это выглядело как цирковой фокус. Скорее всего оерликоны - они раскрашены и рвачка как раз шайбочкой.... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 28 февраля, 2008 voland Точно ведь. Я невелик попенгаген в "Шерманах", но че-то сомнения грызли - вроде как калибр никак не катит...А эрликон - да, симпатишный, зараза... Ну вообще-то редкий грибник будет рассказывать всяким конкурентам, где это он такие козырные грибы надыбал. Вполне мог моего отца направить пустышку тянуть. "Так вы дураки где корову продавали? - В скотном ряду! - А надо было в ювелирном!" - Шергин, сказка о Шише... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 28 февраля, 2008 А вообще, большое спасибо Dok! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 29 февраля, 2008 Спасибо, Dok!!!! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 1 марта, 2008 Музей обороны Ленинграда - 3 Понятно, что в двух залах не развернуть такой блестящей экспозиции, что была тогда. Анфилада залов вела посетителей от начала обороны – к снятию блокады… И колоссальное строительство оборонительных рубежей и защита Лужского рубежа и жуткие свидетельства пещерного блокадного быта и варварство оккупантов… Общее ощущение было как от стеклянного человека – были такие в Музее гигиены – так же переплетение сложнейших взаимозависимых систем обороны города создавали цельный организм – как и видимые сквозь стекло человеческие органы и системы составляют человеческое тело… Вот этого погружения в ужас и гордость блокады в современном музее нет… И выставка про пропаганду получилась беззубая и никакая. Ну немецкие и финские листовки. Ну наши материалы. И что? Да ничего. А ведь и в плане пропаганды оккупанты проиграли войну. Наши пропагандеры писали такую ахинею, что немецкие и финские солдаты откровенно веселились, читая наши листовки. Несколько раз слышал о том, что тут у нас под Ленинградом эти листовки читали немецкие офицеры перед строем солдат, и только железная немецкая дисциплина не позволяла воинам Рейха кататься по земле от хохота. В то же время немецким листовкам, сулившим молочные реки с кисельными берегами для нашего населения и сдавшихся в плен – бывало и верили. Так что в начале войны немецкая пропаганда одерживала такие же победы, как и другие рода войск. А вот позже – наша пропаганда сменила пластинку и смогла зацепить немцев за живое. В 1943 году немцы уже не устраивали группового веселья с зачиткой дурацких большевистских листовок перед строем – наоборот солдат, у которого такую листовку находили, получал взыскание. Наши же люди, на деле увидев, что вытворяют немцы и финны в их пропаганду верить перестали. Как сказал знакомый молодой художник:» А вот переход от лозунга “немецкий солдат, ты ж по своему брату пролетарию стреляешь!”, на лозунг “пока вы тут дохнете, эсэсовцы ваших баб е--т”, дал свои результаты. А что поделать, ребятам которые пришли сюда за дармовой землицей и рабами, бабья п--да была ближе классового сознания. К слову сказать немецкие агитаторы так и не переключившиеся с “бей жида политрука”, признавали что эту драчку просрали вчистую, а она не сказать чтоб маловажная была, ага.» Этого и близко в выставке невидно. Жаль. Почему-то мы должны стыдиться своих успехов, вилять хвостом и извиняться…И еще больше жаль, что геббельсовская пропаганда проиграв во время войны – победила сейчас. Очень горько это видеть. Так же горько было смотреть, когда громили музей. Это была одна из деталей общего погрома, который Москва устроила нашему городу. Я не знаю, насколько были справедливы обвинения в том, что Ленинград собирался стать столицей РСФСР, что ленинградская партийная верхушка собиралась создать отдельную от Москвы страну и так далее…Часть обвинений была и тогда абсурдной – например, что оружие в музее – для похода на Москву и мятежа. Что бомбардировщик, висящий в зале предполагалось использовать для бомбежки то ли Смольного, то ли Кремля… Маленков, руководивший погромом, постарался. В связи с ликвидацией музея корпуса передавались другому учреждению, поэтому для проведения обмеров и сверки чертежей была откомандирована группа техников-строителей. Я попал в эту группу… Впечатление было ужасающим. Когда нас впустили в музей, там царил хаос. Впрочем, музейные служители были на своих местах и смотрели, чтоб ничего никто не вынес. Смотрели как чужаки громят их детище. Работали какие-то люди, вроде прибывшие из Москвы. Во дворе были кучи пепла и там жгли документы. Бесценные уникальные бумаги – дневники, письма, официальные разные бланки и листы. Знаменитый дневник Тани Савичевой – случайно тогда уцелел…Сколько таких же пронзительных, рвущих душу записей спалили – неизвестно. В залах уже резали «на мясо» технику. Мне было и тогда непонятно и непонятно сейчас – зачем было уничтожать уникальные образцы. Тот же мотоцикл на полугусеничном ходу, французскую пушку калибром в полметра, лупившую снарядами в полторы тонны…Самолеты, танки…По всему залу были раскиданы те самые каски из пирамиды и валялись фигуры с диарамы. Потом с фигур посрывали одежду и все сгребли в кучи – иначе было очень непросто ходить по заваленным залам. Потому что все было раскурочено – во всех залах. Музей именно уничтожался. Обычно ведь если музей прекращает свое свое существование его фонды распределяются по другим музеям или коллекционерам. Тут только жалкие крохи ушли в Артиллерийский музей, Военно-морской и Железнодорожный. Все остальное именно ликвидировалось, чтоб духу не было. Так погиб музей, делавший благородное дело, вызывавший гордость и уважение к тем, кто победил орду убийц и грабителей. Он воспитывал гордость за свою страну, за свой город-герой. Этого в нынешней выставке нет. Но хорошо, что хоть такая есть. Хоть что-то… Военнопленные. От моего дома до школы было метров 300. Зимой 1945 года трамваи ходили редко и утром были забиты битком. Поэтому я приспособился подъезжать на «колбасе» часто ходивших грузовых трамваев – как и всякий уважающий себя лиговский мальчишка. Затрудняюсь сказать, откуда взялось такое название для этого способа езды – может быть из-за шланга для сжатого воздуха, торчавшего из торца вагона. А может из-за порожка по низу торца…Принцип был прост – вскочить на ходу на эту приступочку и держась за шланг ехать куда нужно. На мальчишек смотрели сквозь пальцы, подобная езда взрослых – осуждалась. Грузовые вагоны утром развозили пленных немцев на работы. Они разбирали завалы и строили новые дома – и сейчас в городе эти дома стоят. Стояли немцы на открытых платформах вплотную, наверное, так было теплее – одежка-то у них была никудышная – пилотки, шинели. А зима была хоть и не такой свирепой, как в 1941 но по -20 бывало, особенно утром. Почему-то мне казалось, что если я навернусь, прыгая с колбасы на ходу, то они этому порадуются. Радовать их – врагов – категорически не хотелось, и я прилагал все силенки и все умение, чтоб не опозориться в глазах фашистов. В то же время пленных было жалко. Двойственное они вызывали чувство. И видимо не у меня одного. Коллеги, побывавшие в немецком плену, рассказывали, что получить камнем от немецкого мальчишки – было совершенно обыденным делом. А уж побои и глум со стороны конвоиров – было еще более обыденным. Я один раз видел сцену, когда немец валялся ничком у входа в барак, а трое конвоиров кричали ему, что б он вставал и шел в помещение, попинывая его сапогами – не пиная, а именно пихая. Немцев содержали в зданиях конюшен – до войны на площади, где сейчас ТЮЗ был ипподром. В блокаду там был сборный пункт – свозили туда трупы. Туда же брат и мама отвезли умершего моего отца. Там же после блокады в конюшнях разместили пленных. От этой сцены – тоже было какое-то двоякое ощущение…С одной стороны я понимал, что этот немец – соучастник блокады и будь он конвоиром наших пленных – то не стесняясь пинал бы от души без зазрения совести, а то и просто пристрелил бы, с другой – ну не одобрял я наших…Нехорошо как-то… Весной 1945 года – еще до Победы в Ленинграде было устроено шествие военнопленных – не такое громадное, конечно, как в Москве, но впечатляющее… Они шли мимо Витебского вокзала. Немцы шли молча. Понурясь. Конвоиры скорее охраняли их от населения – да и вряд ли кому из немцев пришло бы в голову бежать. Люди, смотревшие на фрицев в основном молчали. Вот кто ругал и проклинал – так это инвалиды. Если б не образцовое выполнение конвоем своих функций немцы бы точно получили бы по шее костылями. Но конвойные так оберегали пленных, что потом уже ругали больше их, чем немцев. Я в это время думал, что повезло фрицам – они убивали наших, получали за это награды, а вот теперь идут здоровенькие, живые и за свои подвиги не несут никакого наказания…Конечно, они были счастливчиками... С одеждой и обувью тогда было очень трудно. Мама мне отдала свою форменную черную гимнастерку со стоячим воротником, а подпоясаться мне было нечем. Без пояса вид был корявый, да и поддувало. Но ремней после блокады не осталось, их сварили, а веревкой, как граф Толстой опоясываться было неловко – засмеяли б. Кто-то из чубаровских надоумил – выменять на хлеб у пленных немецкий ремень. Я начал собирать хлебные и булочные кусочки, которые я получал в школьной столовой. Когда накопилось с полбуханки, я отправился на Московскую улицу (совсем близко от нынешней ст. метро «Владимирская»). Там команда военнопленных разбирала завалы разбомбленного здания. Обойдя конвойного, я прошел вглубь развалин и столкнулся там с молодым немцем. Волновался я страшно. Вся немецкая грамматика улетучилась и я только и выпалил единственное что в голове удержалось: «Римен?» Немец тем не менее прекрасно меня понял, я получил кивок согласия и снятый тут же при мне ремень с блинхой. Я отдал кулек с хлебом. Наверно ему эта полбуханки была на один зуб, но время было голодное для всех и даже такое количество пищи ценилось высоко. А я стал ходить подтянутым, с отличным ремнем. И с блинхой «Готт мит унс», что как-то упустил из виду. Ну, как только в школе я попался на глаза завучу, мне был тут же предъявлен ультиматум – чтоб этой блинхи больше никто не видел. Ленинградцу такое носить не к лицу. Пришлось менять блинху на добытую окольным путем пряжку…Пришил я ее некрасиво, но прочно. И ремень служил мне очень долго. Тем временем сдалась курляндская группировка, и пленных стало заметно больше. Видимо капитуляция была почетной – потому как рядовой состав имел право носить всякие цацки. А у офицеров было право на холодное оружие, как говорили взрослые. Правда, лично я не видел офицеров с кортиками на боку, но вот награды немцы первое время носили. Потом перестали – нет смысла таскать награды на работу по разборке разбитых домов или на стройке. Четко была видна разница между солдатами и офицерами. Не видал, чтоб офицеры работали – они только командовали, а работали солдаты. Причем на грязноватом, зачуханном фоне солдат офицеры выделялись какой-то ухоженностью, отглаженностью, форсом и респектабельностью. И я к ним относился с особой неприязнью, как к настоящим высокомерным фашистам. И это чувство так и осталось. Чем дальше – тем меньше немцев охраняли. Конвоиров при них становилось все меньше и меньше. По-моему бывало так, что немцы ходили без конвоя, под командой своего старшего. Во всяком случае я видел, как раз на Невском проспекте, напротив Дома творчества Театральных работников как двое военнопленных, шедших без конвоя, приветствовали нашего старшего офицера с золотыми погонами - и тот козырнул в ответ. Возможно конечно, что эти немцы были из антифашистского комитета или еще откуда, но что видел, то видел – и было это осенью 1945 года. Мы как раз вернулись из совхоза, что располагался на площадке Щеглово, что за Всеволожском. Школьников посылали туда работать. Нас разместили в количестве 20 человек мальчишек над конюшней – там где хранилось сено. Первое утро было яркое, отличное и мы – несколько человек вылезли на солнышко – там как раз был такой балкон для погрузки сена. И тут из-за угла совершенно неожиданно вывернуло трое немцев – причем со знаками различия и наградами. Мы несколько оторопели, но самый шустрый из нас тут же ляпнул, встав по стойке смирно «Хайль Гитлер!» И получил тут же в ответ короткое рявканье на чистом русском языке: «Чего орешь, дурак!» от одного из немцев. Мы были огорошены! Оказалось, что вместе с нами в селе работают немцы – из курляндской…А этот парень – прибалтийский немец, переводчик. Работая практически вместе, конечно общались. Немцы немного учились русскому (больше всего им не нравилось слово «тафай-тафай»), мы – немецкому. Как-то раз мой приятель похвастался новым словечком – «фрессен» - жрать. Что и выложил, когда мы шли на работу, заявив, что очень хочет жрать. Рядом шедший немец тут же учительским тоном разъяснил, что это «пферде фрессен, абер маннер – эссен» И продолжил далее, что это звери жрут. А люди – едят. Таким образом происходило общение с людьми, которые если б не попали в плен с большим удовольствием на угробили… Жили немцы в сарае, который стоял в чистом поле. Пленных было с полсотни. Сарай был окружен крайне убогой оградкой с символической колючей проволокой. При этом проскочить сквозь эту ограду было простейшим делом, но немцы нам на удивление старательно ходили только через воротца. Еще из культурных мероприятий был устроенный на самом видном месте насест над ямой – для оправления соответствующих нужд. Почему-то немцам больше всего нравилось сидеть там на закате, подставляя голые задницы последним лучам солнца. Большей частью они работали с нами по прополке капусты. Кто умел что-либо делать – работал в мастерских. Работали они старательно, очень медленно и обстоятельно. Мы же старались сделать норму как можно быстрее – до обеда, чтоб потом бежать купаться. Мы думали, что немцы специально работают так тягуче – экономя силы, или не хотят выкладываться в плену… (Когда сын копался и медлил, я всегда говорил ему, что он работает как немецкий военнопленный. А он насмотрелся в Германии, как они работают на воле – оказалось точно так же тщательно и страшно медленно…Похоже менталитет такой…) Бывали и другие непонятности – у меня были неплохие отношения с двумя столярами, работавшими в столярной мастерской. Однажды я принес сляпсенный симпатичный кочан капусты. В мастерской был только один немец и я сказал ему – что кочан им на двоих – половина ему, а половина напарнику. Очень удивился, услышав ответ: «нет, эта капуста моя!» Какое к чертям «майне» - я же обоим принес! Но на мои высказывания он отвечал по-прежнему, а потом окончил дискуссию, спрятав кочан в свой шкафчик. Мне эта выходка очень не понравилась и появилось какое-то брезгливое отношение к человеку, который не пожелал делиться с напарником. Голода-то уже такого не было, тем более что пленным отдавали то, что оставалось от наших завтраков, обедов и ужинов. После этого я уже в столярную мастерскую не ходил. Противны мне стали работавшие в ней фрицы. Кузнецы правда держались дружнее и очень любили показывать хранившиеся у них в портмоне фотографии. Удивляли и добротные дома и автомобили и многочисленные родственники, которые улыбались и смеялись на всех снимках. Для нас, хлебнувшей лиха ребятни, это было дико и внове и думалось – какого рожна они перлись к нам – чего им не хватало? Правда судя по тому, что когда один из них захотел продать местным свою шинель, он привлек меня в качестве переводчика, а не своего камерада-прибалта, у них там тоже всякие отношения друг к другу были. А в 50 годы немцы стали возвращаться в Германию. На Московском вокзале я часто видел готовые к отправке команды военнопленных. Что меня удивляло. Так это то, что их одежда ( в основном форма) вся латаная-перелатанная, но была идеально вычищена и отутюжена. Это внушало уважение. Замечу, что ненависти при общении с живыми людьми не было. Но и дружить с ними не тянуло. Подсознательно все то зло, что они и их товарищи причинили нам – ощущалось. И не исчезало. 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 1 марта, 2008 Dok, Спасибо! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 4 марта, 2008 Dok, ты просто писатель! надо опубликовать книгу. Соберусь с духом, тоже напишу, еще помню и дедовы (весьма скупые на подробности) и отчимовы рассказы, много заняного и интересного о войне. И как транспорт отправляли в Севастополь и немцы его бомбили, и про лидер Ташкент, и как эвакуировали их из Абрау по Сухумийскому шоссе в Туапсе под обстрелами и бомбежками (и обозник ехал на телеге с трехой на плече и говорил им - скоро вас всех коммунистов и прочих жидов немцы к стенке поставят - отец отчима был коммунист - правда тихо так говрил им через плечо, как шипел как змея), и как дед вплавь перевлыл Цемесскую бухту и попал к особистам как дезертир и много-много - ПОМНЮ ЕЩЕ!!! правда так и не собрался и не сделал "первую медицинскую помощь из материалов на этом сайте", текучка задолбала 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 10 марта, 2008 Блокада. Пещерный быт. Перед войной часто устраивались учения ПВО. Мы уже привыкли к тому, что люди носят сумки с противогазами и только опасались попасть во время этих учений на носилки – как пострадавшие или раненые – чревато было потерей времени до конца учений. 22 июня 1941 года началось с солнечной, теплой погоды. Мы с отцом и старшим братом отправились в город, на очередную прогулку-экскурсию. Отец обычно водил нас по городу и показывал интересные уголки. Сообщение Молотова мы слушали в начале Большого проспекта ВО. У всех, кто стоял рядом, появилась какая-то озабоченность, большинство было потрясено. Запомнилось на всю жизнь, как отец грустно сказал: »В какое интересное время мы живем!» Начиная с июля месяца стали собирать цветные металлы, лопаты. Этим занимались в нашем домоуправлении и мы – мальчишки и подростки были на подхвате. На крыше нашего дома установили счетверенный зенитный пулемет. Расчет был из пожилых (с нашей точки зрения – стариков). Нам они разрешили помогать и мы с энтузиазмом таскали на чердак ящики с патронами. Ну не совсем таскали – ящики были маленькие, но очень тяжелые, поэтому приходилось вдвоем - втроем кантовать ящики со ступеньки на ступеньку. Могу только представить себе, как тяжело было солдатам затаскивать на крышу счетверенный максим, да еще и с тяжеленной опорной тумбой. Дом наш был семиэтажный, дореволюционной постройки – «Перцевский Дом» - он и сейчас стоит на Лиговском проспекте рядом с Московским вокзалом. Собственно это даже не дом – это целый квартал, построенный братьями Перцевыми в 1917 году, причем в нем были запланированы магазины, гостиницы, театр и разных категорий квартиры на сдачу. Здоровенный доходный дом-комплекс. Он был в ведении Управления ЖД Октябрьской и Кировской и жили там семьи железнодорожников, а после волны репрессий в конце 30 годов – и НКВДшники., въезжавшие в освободившиеся после ареста комнаты. Жизнь у них видно тоже была интересна – в самом начале войны один из них застрелился из охотничьего ружья прямо у себя на балконе – так что его было видно с нашей кухни. Столько кровищи из него натекло – я даже после артобстрелов такого не видел. О размерах дома судите сами, если в 1941 году в доме жило около 5000 человек. Квартиры, естественно были коммунальными. В рассчитанные при постройке дома на 1 семью среднего достатка комнаты селилось по 3-4 семьи. Высокие потолки потом сыграли свою роль – таскать все по лестницам – с большими маршами – было очень сложно. Потом мы таскали песок на чердак. Там же потом видели, как все деревянные части промазывали какой-то жижей. Говорили, что от пожаров. Песок таскать было легче, чем патроны, но не так интересно. Все это мы делали добровольно. Опасность, которая витала в воздухе, подстегивала нас помогать взрослым. С каждым днем становилось все тревожнее. В городе появилось много беженцев, некоторые с коровами. Вид у них был пришибленный. Мгновенно исчезли продукты, появились карточки. Начались бомбардировки. Сгорели бадаевские склады, также немцы прицельно били по тем местам, где были рынки. Неподалеку от нас была барахолка – по ней тоже досталось. Помню вечерело, светило солнышко, а на полнеба был гигантский шлейф черного дыма –от горящих бадаевских складов. Страшное и дикое зрелище. От такого вида становилось жутко. Очень тревожило стремительное продвижение немцев. Совинформбюро было немногословным, но тревога росла чем дальше, тем больше. Похоже, что не было силы остановить эту прущую лавину. Отец был направлен на строительство оборонительных сооружений. Изредка он заезжал домой и привозил с собой то пшена, то чечевицы. (Забавно видеть сейчас в магазине продающуюся по высокой цене чечевицу – в то время чечевица считалась фуражом для лошадей и то, что мы стали ее употреблинть в пищу, тоже было знаком беды.) Отец не распространялся о том, что ему приходилось видеть, но чувствовалось, что положение у нас аховое. Отец как-то высох, почернел, был весь в себе. Визиты были очень кратковременными, иногда отец спал пару часов и уезжал. В конце июня нашу школу эвакуировали в деревню Замостье, километрах в 10 от ст.Веребье. Окт. Ж.д. Как моя мама ни противилась этому, мне пришлось ехать. Мама попросила соседку, поехавшую вместе со своими сыновьями-близняшками, чтоб соседка и за мной присмотрела. Мне кажется, что в этой эвакуации я пробыл от силы недели 3, а то и меньше. Я не говорю о том, что бытовая сторона была плохо подготовлена. Спали в избах на соломе. Питание тоже было убогое и есть хотелось. Соседка устроилась получше, да и детям своим еду прикупала, да и готовила им сама. Одним прекрасным вечером, когда мы вернулись с работы по прополке грядок от сурепки, произошло примечательное событие – вдоль главной деревенской улицы стремительно полетел немецкий самолет очень низко, на бреющем полете. Отлично его разглядели. Я тут же написал об этом в письме домой. Через несколько дней за мной приехал брат и мы вместе с соседкой и ее близнецами отправились домой. Администрация школы, бывшая там же в деревне особо этому не противилась. На станцию шли ночью – днем немецкая авиация уже вовсю расстреливала все, что двигалось по дорогам. Через определенные участки пути останавливали дозоры – проверяли документы. Соседка устроилась с детьми на возах с сеном, ехавшими тоже на станцию, а мы с братом шли и пели шуточную песню про 10 негритят, которые пошли купаться в море и почему-то тонули один за другим. На следующий день уже ехали в поезде в Ленинград. У станции Малая Вишера увидели из окна распластавшийся на насыпи немецкий самолет. Падая, он повалил с десяток телеграфных столбов . Оказаться снова дома было счастьем. Все время эвакуации я ни разу не мылся в бане, да и кормили плохо, все время есть хотелось. Работали мы на прополке сурепки. Мощный цветок – размером с нас. Красивая такая, а вот на пропалываемых грядках чего-то ничего не было, кроме этой сурепки… Чудово немцы захватили 21 августа. Значит, мы проскочили с братом за пару недель до этого. Что случилось с остальными детьми, оказавшимися под немцем – не знаю. Но вряд ли многие из них выжили. Отец был на оборонных работах, мама тоже на работе, брат выполнял какие-то поручения домуправления. А я играл с ребятами на дворе, рядом с работой мамы. (Когда в этот дом попала бомба, нас к счастью рядом не было.) Возвратился на некоторое время отец. Рассказывал, что на дороге много разбитой техники, авиация немцев свирепствует, буквально ходит по головам, гоняется даже за одиночками и без всякой пощады расстреливает беженцев, хотя с бреющего полета отлично видно, что это не военные. На дороге по обочинам множество трупов – женщины, дети, особенно ему запомнились учащиеся «ремеслух» - мальчишки-подростки из ремесленных училищ жались друг к другу – их трупы лежали буквально кучами. Это почему-то его потрясло особенно. Отец был в подавленном состоянии, мы его таким никогда не видели, он был очень сдержанный человек. Впрочем, долго отдыхать ему не пришлось – оборонительные сооружения продолжали делать – уже на ближних подступах, а как специалист он ценился (у него не было высшего образования, но был богатый опыт работы на инженерных должностях, до войны он работал в отделе по ликвидации последствий аварий на Кировской дороге, перед самой войной перешел на другую работу поспокойнее, потому что в отделе многих посадили, да и возраст уже – ему было 55 лет.) В это время уже начались регулярные артобстрелы.. В основном ударам подвергался район площади Труда и мы с мальчишками бегали туда собирать осколки. На кой черт они нам были нужны – непонятно, но собранным рваным железом гордились, глупенькие коллекционеры. Потом это быстро прошло, новизна очень скоро закончилась. Однажды вечером (конец августа – начало сентября) я был на углу Гоголя и Гороховой. Уличное движение регулировала низенькая полная девушка в военной форме и какой-то плоской каске. Как только прозвучал сигнал воздушной тревоги пронзительно что-то провизжало – я еще успел заметить, как что-то косо мелькнуло в воздухе. Бомба попала в особняк известной графини рядом со стеной соседнего дома (там потом была здоровенная брешь). Успел еще заметить, как регулировщица комично пригнулась. Интересно, что рядом с этим местом во время взрыва проезжал троллейбус – там он и остался. Я быстро убрался в ближайшее бомбоубежище, а после отбоя ВТ на месте взрыва на месте клубилось большое облако дыма и пыли. Говорили, что немцы сбрасывают какие-то комбинированные бомбы. Выла эта бомба премерзко. Забавно, что сейчас утверждают, что это здание в блокаду не было повреждено – читал недавно в книжке – а у меня на глазах в него попала бомба… Была там к слову медчасть НКВД… В это время были беспрерывные бомбежки по ночам. Мы несколько раз спускались по темной лестнице в подвал, куда нас пускали постоять в коридоре те, кто там жил. Так мы спускались несколько раз за ночь вниз. А потом так же по темной лестнице лезли обратно на свой 4 этаж ( по высоте соответствует 6 этажу современных зданий – чтоб понятнее было.) Потом мы отказались от такого удовольствия, решив, что суждено – то и будет. Да и отец оценил защитные свойства нашего подвала очень низко. На сигналы тревоги не реагировали, как спали, так и продолжали спать. Налеты производились большим количеством самолетов. Если и оказывалось какое-то сопротивление – то я его не видел. Несколько раз я выходил во двор во время воздушных тревог – это были лунные ясные ночи и на высоте звучали характерные звуки моторов немецких бомбардировшиков – одновременно какие-то занудные и тревожные. Наших истребителей я что-то не слышал и не видел. Зенитки – те тарахтели и иногда и «наш» пулемет стрелял… Слухи в это время ходили самые разные, а то, что было много раненых еще и усугублинло ситуацию. Скрыть такие количества было сложно. Многие школы экстренно занимались под госпиталя. Об учебе и речи не было – в нашей школе был пункт для проживания беженцев, а в соседней тоже был развернут госпиталь, и там полно было наших раненых. Правда несколько школ – очевидно непригодных для таких целей и в блокаду работали как школы. Беженцев тоже было много, а в связи с блокадой им и деваться было некуда. В основной массе они были из сельских районов, и в городе им пришлось несладко. Полагаю, что большей частью они погибли в блокаде – на нерабочих пайках, без поддержки соседей и родных в промерзлых школах выжить им было практически невозможно. Другой категорией практически полностью погибшей – были мальчишки из «ремеслух». В основном они были иногородними, жили в интернатах и по большому счету никому не были интересны – для работы – недоучки, а по возрасту уже не дети. А умишки-то еще детские. Да и руководство у них тоже отличилось – я слышал, что было несколько процессов с расстрельными результатами, потому что руководство «ремеслух» занималось махинациями с продуктами, предназначенными для учащихся. Один из типажей, характерных для блокады – обезумевший от голода подросток-ремесленник. Даже наша семья с этим столкнулась… Каждый день приносил новые – и все время плохие новости. А я ходил с мамой на работу и с нетерпением ждал времени, когда пойдем в столовую (угол Гороховой и Мойки) – есть так называемый дрожжевой суп. Жидкая мутная похлебка с твердыми крупицами неизвестного происхождения. До сих пор вспоминаю с удовольствием. Когда мы стояли в очереди – по большей части на улице – мы конечно подвергались опасности попасть под артобстрел, но нам везло, снаряды падали в это время в другом районе. По дороге на работу с каждым днем добавлялось все больше разрушенных бомбами домов. Разнесло дом Энгельгардта. Прямым попаданием разрушило дом напротив дворца Белосельских-Белозерских…На меня очень гнетущее впечатление произвело разрушенное здание на углу Гоголя и Кирпичного переулка. Все здание рухнуло, кроме одной стены. Из-за того, что она была очень неустойчивой ее завалили прямо при мне, зацепив ручной лебедкой. Лебедка стояла в подъезде Банка. Было здание – и нету. Ни о каких спасательных работах и речи не было – там за жидким деревянным забором на разборке поработало полтора десятка девушек из МПВО. Да и работали они несколько дней. А наверху – на каком-то огрызке перекрытия осталась стоять кровать. Вечером возвращались домой. Брат к этому времени что-нибудь уже выкупал по карточкам. Ужинали уже втроем. Состояние было такое, что немец неотвратимо будет захватывать город. У меня было два стальных шара от шаровой мельницы, диаметров 60-70 мм. Я прикидывал, как только немцы появятся во дворе – я эти шары в них брошу… Все-таки в 10 лет мальчишки глупенькие… А у мамы на работе я занимался тем, что решал задачи по арифметике за 3 класс – с помощью арифмометра. Это было очень занятно! Что-то читал. Ничего не запомнилось, вероятно потому, что все мысли были о куске хлеба. Интересно то, что когда человек просто проголодался – он мечтает о чем-то вкусном, каких-то блюдах сложного приготовления, а вот когда голодает уже серьезно – тут все мысли именно о хлебе – убеждался по многим блокадникам. Мой сосед – Борька - до голодухи мечтал о том, как ему после войны купят «тогтик» (он был картавым), а потом уже – как задистрофел –и до своей смерти в декабре – мечтал только о «хлебце». И в семье жены – то же самое было. По-прежнему никакой информации о положении на фронте. Совинформбюро скупо сообщало о сдаче городов. А что творилось под Ленинградом – было совершенно неизвестно. Хотя рокот канонады звучал все время и было понятно, что это и город обстреливают (что погромче грохало) и под городом идет жуткая молотилка. Сообщения типа «На Ленинградском фронте Нская часть провела успешную операцию. Убито 500 солдат и офицеров фашистских захватчиков, уничтожен 1 танк.» никакой ясности не давали. В городе все передавалось шепотом из уст в уста. Здесь была и правда и вымысел, но как ни старалась наше руководство, всем было ясно – положение очень тяжелое, может быть даже катастрофичное. Дома начались новые проблемы – с ноября как-то вдруг стало очень холодно. Отец заранее позаботился, достав нам буржуйку – жестяную печку и трубы. Мы одни из первых установили эту печурку и могли и обогреться и вскипятить чайник и еду подогреть. Дело в том, что до войны пищу готовили на керосинках и примусах. Для этого использовали керосин. Но осенью керосин кончился. Встал вопрос – где брать дрова? Брат вооружился фомкой – коротким ломиком – и во время своих походов добывал какое-нибудь дерево – чаще всего притаскивал отодранные откуда-то доски. На плечи брата – ему было на пять лет больше, чем мне – легла основная нагрузка. Я сейчас содроганием думаю, как же ему было тяжело, он буквально вытягивал семью, добывая дрова, выкупая хлеб, съестное. Как ему хватало сил? Со мной он был суров и требователен. Он вообще был образцовым. А я был разгильдяем. 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 10 марта, 2008 Блокада. пещерный быт. Продолжение. С возрастом, чем дольше я живу, тем сильнее чувствую вину перед братом, за то, что во время страшного голода я ненавидел брата за то, что он по решению мамы отрезал себе хлеба чуть больше – на несколько миллиметров – чем мне и маме. Я сидел рядом и как затравленный зверек смотрел на ломтики хлеба. А у него ломтик всегда был больше – на несколько миллиметров!!! Внутри все кипело и негодовало, хотя я прекрасно знал – что если что-нибудь случится с братом – нам конец. Вот ведь – тебя спасают из последних сил, рискуют своей жизнью, а ты ненавидишь своего спасителя. Хотя ты – без этого спасителя – ничто. Сколько же всего брат вытянул на своих плечах…. Я уже не мог затаскивать воду на четвертый этаж без того, чтоб не помогать себе руками, подтягивая тело, держась за перила. Идти не получалось, ноги были ватные и как-то словно онемели, практически втягивал себя на каждую ступеньку. Всякий раз, когда шел за водой – проходил мимо горящего дома – разбомбленное задание на углу Разъезжей улицы горело практически месяц. Неторопливо, размеренно – сверху вниз…Брат рассказал, что Гостиный двор тоже очень долго горел. Тушить было нечем и некому – стараниями фрицев пожаров в городе было столько, что пожарные работали только на стратегически важных объектах. До жилых домов уже руки не доходили. Однажды я выносил нечистоты – и упал. Я не помню, поскользнулся или споткнулся, но упал головой вперед. Ведро запрыгало по маршу вниз, ноги оказались выше головы, а я понял, что мне не встать. Как я ни старался подняться – никак это не получалось. Руки подламывались, подтащить ноги тоже не выходило. После долгой мучительной возни кое-как встал, цепляясь за ограждение, совершенно выбившись из сил. Содержимое параши разлилось по ступенькам… Домой вернулся страшно расстроенный, хотя никто меня не «застукал». Перед Новым 1942 годом в дом привезли отца. Сослуживцы привезли его, видя, что он уже не жилец. Отец мне сказал, что если мы встретим Новый и старый новый год – все будет хорошо. Он слег сразу и встал только 1 раз – к «праздничному столу». По причине праздника горела и буржуйка и коптилке, мы шиковали. (Электрические лампы при включении давали такой накал, что в темноте чуть было видно красноватую нить накаливания) На столе была бутылочка пива, которую выдали по карточкам не помню уж взамен чего. Отец стал настаивать, чтоб брат поделился пряником, который он выкупил на хлебные талоны своего пайка – перед новым годом дали такую возможность получить вместо хлеба пряник – брат и меня спрашивал заранее, но я отказался на такой обмен – хлеба получалось больше. Брат отказался, отец обиделся, стал возмущаться…Праздничного настроения естественно не было. Отец был неузнаваем… Когда разлили всем пива и я его выпил, то сразу отключился… Мама рассказывала, что я тут же сполз под стол. Проснулся уже утром. После Нового года мы с отцом были дома. Он не мог встать, я за ним ухаживал, как мог…Что-то делал по хозяйству, брат мне давал задания и я старался их выполнить – побаивался брата, он был со мной строг… 13 января, ровно в полдень, отец меня подозвал, что-то пытался мне сказать, но говорил так тихо и бессвязно, что я его никак не мог понять. Я даже влез на его кровать, приблизил ухо к его губам, но ничего не мог разобрать. Вдруг он замолчал, по лицу прошли судороги, и я понял, что отец умер. До старого Нового года он не дотянул 12 часов. Накануне вечером мама кормила его «супом» - размоченными в кипятке крошками – и он ей сказал, что такого вкусного супа он никогда у нее не ел и чтоб она всегда готовила такой суп… Мама пришла с работы и как-то не удивилась тому, что отец умер… Никак не отреагировала. Похоже, она все поняла еще тогда. Когда его привезли сослуживцы… А может, уже и сил не было на эмоции… Он пролежал у нас в комнате до 1 февраля. Мы использовали его продовольственную карточку. А потом обмотали его тело чистой простыней, что была получше, уложили на сцепку из двух саночек и поволокли эти саночки по лестничным маршам… Я попытался помогать, но меня оставили дома – я похоже уже тоже был плох… Было грустно и пусто без отца. И очень холодно… Отца отвезли на сборный пункт – на ипподроме, где сейчас ТЮЗ. Надо сказать, что отец у меня был замечательный. Добрый и очень заботливый. Он все время что-то приносил в дом – нам. Отрывая эту еду от себя, чтоб поделиться с нами то фуражной чечевицей, то казеиновым клеем, то жмыхом. А ведь сколько было случаев совсем другого поведения. Мама считала, когда он притащил буржуйку и стал ее устанавливать, что это ни к чему, на что отец твердо ответил: «Зима будет тяжелая. Буржуйка необходима.» Скоро и я слег. Некоторое время я еще как-то ползал по дому, а потом и на это не осталось сил. Просто ноги не держали, я не мог не то что ходить, просто стоять. Лежал под несколькими одеялами и пальто, одетый по зимнему. В ушанке. Сна не было, были спазмы голода и круглосуточный пунктир забытья и лежания в темноте с открытыми глазами. Это время я запомнил как очень темное. Иногда зажигалась коптилка, иногда горела буржуйка – но темнота была все время. Окна были заделаны одеялами для светомаскировки и тепла и открывался только маленький кусочек. Я уже был «не жилец» и знал это. Но это уже не пугало. Лежал в полном безразличии с крутящими болями в брюхе и когда был свет - рассматривал свои ногти. Мама и брат сердились на меня и ругали – чтоб я этого не делал. Они слышали от соседей, что это верный признак скорой смерти. На наше счастье стекла нам вышибло только в 1943 году. Тогда же здоровенный осколок вынес в нашей комнате подоконник с куском стены и батареей отопления. А ведь у многих еще в 41 были выбиты окна… Налетов вроде не было, да и обстрелы то ли были вдали. То ли я их так уже воспринимал… 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 10 марта, 2008 Док ОГРОМНОЕ Спасибо за Ваш рассказ ...... . Просто нет слов что пришлось пережить людям , а особенно детям 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 10 марта, 2008 Блокада. Пещерный быт. Продолжение 2. Однажды слышу заходит соседка – Елена Людвиговна, подруга моей мамы. Спрашивает: «Что Алик умирает?» «Да» - отвечает мама. Для меня это не было секретом, я очень здраво понимал свою обреченность. «Тут одна спекулянтка предлагает овес, горчичное масло и сахарный песок. Может, купите?» Меня поразило, как молнией – надежда появилась! Мама купила весь этот «продуктовый набор» за имевшиеся у нас ценные вещи… Это без шуток был для меня из ряда вон выходящий момент воскрешения. Да и пайки стали увеличивать. Месяца два я учился ходить, покуда хватало силенок, опираясь всем телом на стол. И когда смог сделать первые самостоятельные шаги на ватных «не своих» ногах – это тоже был очень радостный момент. После этого в моей жизни были и хорошие, радостные моменты (и я их помню) и жуткие, совершенно безвыходные ситуации ( и их я тем более помню), однако более сильного в эмоциональном отношении, что было во время блокады – у меня не было... Шутка ли – второй раз родиться и второй раз научиться самостоятельно ходить… Как начал ходить – приступил снова к своим обязанностям. Правда, трехлитровый бидон был чересчур тяжел – таскал воду в бидончике поменьше. Ну а нечистот тем более было на донышке. Они примерзали. Поэтому у меня во дворе была припрятана железяка – ею и отбивал со дна… Тяжело было очень – каждый подъем даже без бидона давался с трудом. И дыхания не хватало и силенок…И есть все так же хотелось. К весне снабжение улучшилось, стало стабильным – в самые тяжелые месяца бывало, что и хлеб не привозили и можно было не попасть в число тех, кому доставалось. И нормы увеличились и продукты стали разнообразные выдаваться. К этому времени относятся два моих моральных падения, за которые и сейчас стыдно, но из песни слова не выкинешь. Первый раз брат выкупил конфеты. Они были такими веретенцами сантиметра по три длиной каждое. Несколько штук. Я сидел дома один. Дай, думаю, попробую от каждой конфетки по кончику. Попробовал. Невероятно вкусно! Сладко! От этого вкуса уже и отвык. У нас был строгий порядок – пайка каждого лежала в определенном месте. И никто не имел ее права трогать, кроме того, кому она принадлежала. Так было с хлебом и со всем поделенным. Никогда это правило не нарушалось. А тут эти несколько конфет были как бы не распределенными. Так я к ним и прикладывался, пока они из веретенец не превратились в бочоночки. Для меня это было очень неожиданно – и сам не понял, когда успел их так обточить, попробовал-то всего несколько раз… Вечером, когда мама пришла с работы и все это увидела, сказала только: «Ты думаешь, мы не нуждаемся в сладком? Ты поступил по отношению к нам очень плохо.» Больше ни она, ни брат не распространялись на эту тему. А «боченки» тем же вечером поделили. Пожалуй, мне больше никогда в жизни не было так стыдно… Второй раз подобный же казус произошел с мясом. Брат выкупил мясо – по моему это был конец марта – начало апреля. Кусочек был маленький, грамм 300. И опять же неделенный. Меня это и подвело. Я отрезал от него тонюсенький прозрачный пластик. Больно уж кусочек мяса выглядел аппетитно. Отрезал, благо в комнате было так холодно, как в морозильнике. Мороженое мясо резалось легко. Сырое мясо оказалось очень вкусным. Я даже удивился, зачем его варят. Оно же и в сыром виде вкусно! Не помню, но похоже я отрезал еще пластик и еще… Когда с работы пришла мама и я ей повинился , на сказала, что во-первых рассчитывала сварить суп дважды, а осталось только на один раз, а во-вторых в сыром мясе могут быть личинки глистов и поэтому его есть так очень опасно. Второй довод оказался очень действенным – больше никогда не ел сырое мясо. С наступлением весны у нас стали качаться зубы и на деснах появились очень болезненные язвочки. Цинга. А у мамы язвы появились и на ногах. Она даже слегла на несколько недель. Зато возобновилось движение трамваев. Это был праздник! Мы даже с ребятами несколько раз съездили на Ржевку – за порохом. Вот ведь – еле ноги волочил – а за порохом поехал. Немцы усилили артобстрелы. Теперь город обстреливали особенно жестко утром и по вечерам – когда люди ехали и шли на работу и ехали с работы. Работали артиллеристы профессионально – рассчитывали и пристреливали трамвайные обстановки, места скопления людей, очереди у магазинов. По другим объектам – рынкам, госпиталям – тоже продолжали работать. Брат однажды прибежал в шоке, весь в крови – снаряд ударил в вагон, где он ехал и осколки скосили стоявших перед братом пассажиров – они его своими телами прикрыли (утром у Московского вокзала это произошло). Его одежду надо было постирать – он был весь в крови, а для этого и воды понадобилось много, и мама лежала больная. Мороки было много, но главное – его не зацепило, повезло. Примерно в то же время я тоже попал под обстрел и тоже в районе площади Восстания. К моему счастью я тогда не дошел до угла Лиговки и успел приткнуться у бордюрного камня на мостовой. А за углом как раз стояли люди – очередь видимо - и их всех смело первым же разрывом, так что ошметья выхлестнуло из-за этого угла. Шел бы быстрее – попал бы аккурат под этот разрыв. А так увидел это – и залег. Я не пострадал, но столько окровавленных разорванных тел меня ошарашили. Запомнился кусок черепа и отрубленная женская рука на трамвайной остановке – туда тоже попал снаряд… Артиллерийский обстрел обычно велся очередями, с паузами. Вроде все закончилось, люди начинают движение и тут снова с десяток снарядов. Огневые налеты чередовались с беспокоящим огнем – когда рвались по одному – два снаряда через неравные промежутки времени. Явно кто-то разрабатывал график огня, рассчитывал по районам. Привязывал к конкретным целям. С учетом рабочего времени, психологии и так далее… Например, когда становилось ясно, что трамвайная остановка пристреляна – наши переносили ее в сторону. Начиналось все сначала. Не знаю, как немцы корректировали огонь, но по-моему они знали, где остановки и прочие цели достаточно точно. И если госпиталь с места не сдвинешь, то вот оттуда они узнавали о перемещении остановок? Правда, мы с отцом – еще осенью – во время налета видели как кто-то запустил зеленые ракеты – как раз в направлении военного объекта, рядом с которым мы как раз были. Отец тут же потащил меня прочь – чтоб и под бомбу не попасть и с НКВД не объясняться… К весне мы в квартире остались одни – кто помер, кто уехал. Например, еврейская семья, жившая по соседству, вымерла практически вся – еще в декабре. Только двое эвакуировались по Дороге Жизни. И дочь уже умерла там – от дистрофии так просто не убежишь, а на первых порах от большого сочувствия, и от малого опыта эвакуированных из города встречали обильной едой. А это часто было смертельно. Вообще умереть можно было от многих причин. Где-то в декабре 41 отец принес кусочек подсолнечного жмыха – после выжимки масла такое оставалось. По прочности – практически камень, но с изумительным запахом и привкусом подсолнечника, семечек. Мама принялась его размягчать. Не помню, что она с ним делала, но возилась долго. Мне дали маленький кусочек, и я был целиком занят им. На следующий день мама сделала из этого размягченного жмыха лепешки, хотя вообще-то получилась коричневатая кашица. Поджарила она это на остатках рыбьего жира, который нашли в семейной аптечке. Деликатес растянули на два дня. Больше не получилось к нашей грусти. Была даже такая мысль, что после войны не плохо бы почаще готовить такое вкусное кушанье. И вот после второй трапезы появились позывы к тому, чтоб облегчиться. Вот тут-то и возникли проблемы – тебя распирает, разрывает буквально, а ничего наружу не входит. Это был жутчайший запор. Только после страшнейших мучений и даже манипуляций удалось избавиться от «шлаков из жмыха». Хорошо, что плитка жмыха была маленькая и поделили ее на всех, да и ели два дня, а не съели за один раз. А сколько сил было израсходовано, чтоб освободиться от этих шлаков… Да чего говорить – любое действие – даже сходить в туалет – в условиях блокады было серьезным испытанием. Случаи, когда люди замерзали на горшке были нередки…Больно уж сил было мало у людей – и наоборот – слишком мощные силы были против… И все это нам устроили цивилизованные немцы. Меня удивляют разговоры о том, что мы должны были сдаться – особенно после многократной публикации документов о том, какую судьбу нам приготовило немецкое руководство. Удивляет постановка на одну доску наших солдат – и немецких. Дескать все были несчастны, их горемык погнали воевать, а они чуть ли не упирались, бедняжки…Господи, какая дурь…Они воевали с охоткой, изобретательно и весело. И старательно убивали нас. И в плен не сдавались. Хотелось им тут землицы, богатства и рабов. И все эти вопли об изнасилованных немках…О нашей вине. Причем вопят-то как раз не немцы, а наши вроде бы журналисты. Удивительно. Очень удивительно… И жаль, искренне жаль,что родители этих журналистов не были с нами тут - в блокаде... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 11 марта, 2008 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 11 марта, 2008 Dok 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 11 марта, 2008 Не дай Бог кому голодать,слов нет...... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 11 марта, 2008 Казнь 05.01.1946 года В начале января 1946 года неподалеку от Кондратьевского рынка на площади поставили виселицы. Суд над 11 немецкими военными преступниками шел долго. Во всех газетах делались подробные отчеты, но мы с мамой их не читали – чего перечислять, кого и как они убили…Мы же своими глазами видели как немцы обращались с мирным населением и нового ничего нам не сообщали. Ну, нас расстреливали с самолетов и из дальнобойных орудий, а крестьян на Псковщине – из винтовок и автоматов – только и разницы. Немцы-то те же были. Но посмотреть на казнь я пошел, тем более, что и дела были в этом районе. Толпа собралась приличная. Привезли немцев. Они держались спокойно – да в общем у них выбора не было. Бежать было некуда, а собравшиеся люди практически все были блокадники и ничего хорошего немцам бы не светило, попади они в толпу. Да и на сочувствие рассчитывать им не приходилось. Объявили: что и как эти осужденные совершили. Меня удивил капитан – сапер, убивший собственноручно несколько сотен мирных жителей. Это меня поразило – мне казалось, что сапер – строитель, не убийца, а тут он сам – без какого-то принуждения по своей охоте своими руками убивал людей, причем беззащитных, безоружных – и ведь там и мужиков было мало – в основной –то массе – женщины и дети… Ну пехота – ладно, но чтоб сапер… Машины, в кузовах которых стояли немцы, задним ходом въехали под виселицы. Наши солдаты – конвоиры ловко, но без спешки надели петли на шеи. Машины не торопясь поехали на этот раз вперед. Немцы закачались в воздухе – опять же как-то очень спокойно, как куклы. Немного завилял в последний момент тот самый капитан-сапер, но его придержали конвоиры. Народ стал расходиться, а у виселицы поставили часового. Но, несмотря на это когда я там проходил на следующий день – сапоги у немцев уже были подпороты сзади по швам, так что голенища развернулись, а мальчишки кидали в висельников кусками льда. Часовой не мешал. А потом часовой был снят с поста, а с висельников кто-то снял сапоги. Так и висели в носках… Недавно посмотрел по телевизору воспоминания артиста Ивана Краско. Он, оказывается тоже там был. Но впечатление сложилось по его рассказу, что мы были на разных казнях – он сказал, что немцы выли и визжали, валялись по земле и их конвоиры волоком тащили под висилицы и торопясь неловко совали головы в петли, а народ был в ужасе от этого страшного зрелища и сам Краско тоже был в ужасе… Откуда он это все взял? Никто в ужасе не был. Практически каждый, стоявший в толпе по милости таких немцев потерял кого-то из друзей и родственников. Да веселья не было, не было ликования. Была мрачная горькая удовлетворенность – что хоть этих повесили. И немцы умирали достойно. Правда, некоторые обмочились – это было видно, особенно когда они уже висели. Но я слышал, что это часто бывает у висельников… Но вот что точно – никто на их фоне не снимался с радостными рожами. А они очень часто запечатлялись на фоне висилиц с нашими людьми. Им это нравилось. Еще стоит добавить, что моя знакомая – она была постарше меня и стояла в толпе ближе (определенно Ленинград – большая деревня!) – рассказывала потом, что хотели вроде, чтоб от народа выступила пострадавшая от одного из этих немцев женщина-псковитянка. Она осталась жива, правда ее долго мясничили, отрезали грудь, а потом схалтурили и не добили толком, и она выжила. Но когда она увидела своего палача, то ее буквально заколотило и стало ясно, что выступать она не способна. Так что вроде один человек из толпы и впрямь был в ужасе. Только не от казни, от вида цивилизовавшего ее немца… 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 11 марта, 2008 Казнь 05.01.1946 года Примечание сына - то есть меня) (Примечание сына. Я решил сходить в Публичную библиотеку и покопаться в газетах того времени. Да, практически каждый день – вплоть до казни – газеты помещали отчеты из зала суда. Читать это душно. Злоба душит. Причем даже при суконном языке судейских и таком же суконном языке журналистов. Нам который год ставят в вину 24 убитых хер знает кем немцев и немок в деревне Неммерсдорф…У нас только на Псковщине таких Неммерсдорфов были сотни…Причем сожженных дотла…Вместе с жительницами. Над которыми сначала глумились, насилуя тех, кто помоложе и покрасивее, хозяйственно забирая что поценнее…А еще и дети ведь там были. Короче, чего там. Единственно, чего я не понял – почему коменданта Пскова и его парней из «зондеркоманд» судили и вешали тут… Вот список повешенных: 1. Генерал-майор Ремлингер Генрих, родился в 1882 году в г. Поппенвейлер. Комендант г.Псков в 1943-1944 годах. 2. Капитан Штрюфинг Карл, родился в 1912 г. В г..Росток, командир 2 роты 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. 3. Оберфельдфебель Энгель Фриц родился в 1915 г в г..Гера, командир взвода 2 роты 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. 4. Оберфельдфебель Бем Эрнст родился в 1911 г. В г. Ошвейлебен, командир взвода 1 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. 5. Лейтенант Зонненфельд Эдуард родился в 1911 г. В г.Ганновер, сапер, командир особой инженерной группы 322 пехотного полка. 6. Солдат Янике Гергард родился в 1921 г. В мест.Каппе, 2 роты 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. 7. Солдат Герер Эрвин Эрнст родился в 1912 г., 2 роты 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. 8. Оберефрейтор Скотки Эрвин родился в 1919 г., 2 роты 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии. Приговорены к высшей мере наказания – повешенье. Трое других – оберлейтенант Визе Франц 1909 г. рождения, комроты-1 2 батальона «особого назначения» 21 авиаполевой дивизии.; И фельдфебель Фогель Эрих пауль, комвзвода его роты, - 20 лет тюрьмы. Солдат Дюре Арно 1920 г. Рождения из той же роты – 15 лет каторги. Всего судили 11 немцев. Почему-то гадили они в Псковской области, а судили их и повесили в Ленинграде. Заседания тщательно освещались всей ленинградской прессой, (тогда журналюги работали ответственнее, но видно, что цензура работала серьезно, поэтому описания заседаний и показаний свидетелей нудные и лишены особо жареных фактов. Также видно, что объем материала был колоссальный и журналюги выдирали как попало. А я как попало надергал из журналюг, потому как массив очень велик и собственно с моей колокольни не имеет большого смысла расписывать все – читать надоест. Всякие мелочи, вроде избиений, издевательств, пыток, повального грабежа имущества, угона скота и изнасилований женщин, сопровождавших ликвидации населенных пунктов – опускаю. Вкратце: 1. Генерал-майор Ремлингер – организовал 14 карательных экспедиций в ходе которых сожжено несколько сотен населенных пунктов на Псковщине, уничтожено порядка 8000 человек – в основном женщин и детей, причем подтверждено документами и показаниями свидетелей его личная ответственность – то есть отдача соответствующих приказов на уничтожение населенных пунктов и населения, например – в Карамышево расстреляно 239 человек, еще 229 загнаны и сожжены в деревянных строениях, в Уторгош – расстреляно 250 человек, на дороге Славковичи – Остров расстреляно 150 человек, поселок Пикалиха –согнаны в дома и потом сожжены 180 жителей. Опускаю всякую мелочь вроде концлагеря в Пскове и т.п. 2. Капитан Штрюфинг Карл – 20-21.07.44 в р-не Остров расстреляно 25 человек. Отдал приказ подчиненным на расстрел мальчиков 10 и 13 лет. В феврале 44 – Замошки – расстреляно 24 человека из пулемета. При отступлении забавы ради расстреливал попадавшихся по дороге русских из карабина. Лично уничтожил около 200 человек. 3. Оберфельдфебель Энгель Фриц – со своим взводом сжег 7 населенных пунктов, причем расстреляно 80 человек и приблизительно 100 сожжено в домах и сараях, доказано личное уничтожение 11 женщин и детей. 4. Оберфельдфебель Бем Эрнст – в феврале 44 жег Дедовичи, сжег Кривец, Ольховка, и еще несколько деревень – всего 10. Расстреляно около 60 человек, 6 – лично им.. 5. Лейтенант Зонненфельд Эдуард – с декабря 1943 и до февраля 1944 сжег дер.Страшево Плюсского района, убито 40 человек, дер. Заполье – убито около 40 человек, население дер. Сеглицы, выселенное в землянки было закидано гранатами в землянках, потом добито – около 50 человек, дер. Маслино, Николаево – убито около 50 чел, дер. Ряды – убито около 70 человек, также сожжены дер. Бор, Скорицы. Заречье, Остров и другие. Лейтенант принимал личное участие во всех экзекуциях, всего сам убил порядка 200 человек. 6. Солдат Янике Гергард – в деревне Малые Люзи 88 жителей ( в основном – жительницы) согнаны в 2 бани и сарай и сожжены. Лично убил более 300 человек. 7. Солдат Герер Эрвин Эрнст – участие в ликвидации 23 деревень – Волково, Мартышево, Детково, Селище. Лично убил более 100 человек – в основном женщин и детей. 8. Оберефрейтор Скотки Эрвин – участие в расстреле 150 человек в Луге, сжег там 50 домов. Участвовал с сожжении деревень Букино, Борки, Трошкино, Новоселье, Подборовье, МИлютино. Лично сжег 200 домов. Участвовал в ликвидации деревень Ростково, Моромерка, совхоза «Андромер». Повторюсь – не все писали журналюги и я тоже кусочки надергал, но так в целом картина боле - менее ясная. Причем пунктуальные немцы изрядно наследили – приказы, отчеты о выполнении (сукин сын Зонненфельд явно позорил звание немца – писал, судя по всему округляя, не заморачиваясь подсчетом мертвецов до единиц.). Также вспомнилось соревнование Толкинских гнома Гимли и эльфа Леголаса – кто больше набьет орков. Немцы этим тоже грешили, и тут их это сильно подвело – нехер афишировать такие вещи. Ну а уж если на манер Пичужкина ведешь дневник и скрупулезно записываешь: кого и как убил, да еще и чтоб подтверждение подвигу было – не обессудь, если следствие воспользуется твоей писаниной. Своей любовью к порядку в документации немцы себя утопили. Безусловно халтурили – оставляли недобитых свидетелей и те возникали как черт из табакерки в ходе заседаний. Также дурную службу им сослужила привычка кивать на командование. Закладывали они друг друга по-черному. Ни о каком товариществе и взаимовыручке и речи не шло. Причем начиная от подчиненных – и к командирам. Комично то, что до назначения комендантом в Пскове генерал Ремлингер был начальником тюрьмы в Торгау – а Зонненфельд в это время у него сидел заключенным. Примечательно, что у фрицев были адвокаты и они старались. Например, адвокат генерала упирал на то, что часть карательных подразделений не подчинялись коменданту Пскова. Но комендант и без посторонней гопоты хорошо поработал. Впрочем троих из одиннадцати удалось увести из-под виселицы. Ну, эти трое – дети какие-то, у самого результативного всего 11 лично убитых. Подумаешь, всего-то десяток русских… Лично у меня сложилось впечатление, что эти части для фронта не годились по причине слабосилия, а вот деревни жечь могли. Вот они и одолевали комплекс неполноценности. А то – после войны заговоришь с фронтовиком – ты сколько Иванов убил – шесть? Ха! А я 312 – и фронтовик обоссытся от позора… Сама казнь проходила в 11 часов утра 05.01.1946 года на площади перед кинотеатром «Гигант» (сейчас казино «Конти»). Народу собралось много. Судя по документальной кинохронике мой отец более точен (правда у него слипся капитан-пехотинец с лейтенантом сапером) – стояло 4 виселицы (буква П), по две петли на каждой. Немцы были без ремней и шинелей, без головных уборов и наград. Их поставили в кузова больших грузовиков и машины задом подъехали к виселицам. Далее конвой надел петли на шеи и машины медленно поехали вперед. Немцы сделали пару шагов – и кузова кончились. Вели себя и немцы и конвой спокойно, как и публика. Никакого ужаса, воплей, визгов… Ногами немцы тоже не дрыгали. Ну а насчет снятых сапогов там уже не показывали…) 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 12 марта, 2008 Dok, еще раз - спасибо... Всем в ту войну досталось, но Ленинградцам... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 12 марта, 2008 Хрен его знает... Когда читал эти газеты за суконной текстовкой такое вылезало - что не дай бог никому... Гореть заживо всей деревней в сарае семьями - тож та еще радость... Да к тому же до этого немцы оттягивались как умели на свой солдатский манер... Мне вот интересно теперь, что из себя представляла 21 авиаполевая дивизия... 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 12 марта, 2008 http://www.lib.ru/PROZA/LOUKNITSKIY_P/l ... Piece40.33 Вот откопал по поиску 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 13 апреля, 2008 Нас пришли убивать, делали это с удовольствием – и потому никакого уважения и преклонения перед гитлеровцами быть не может. И нынешняя возня с останками вражеских солдат, создания им мемориалов – глупость. Трупы преступников, убийц, террористов и сейчас хоронятся без почестей, без выдачи родственникам. Вермахт, СС – именно и были армией преступников. Потому – никаких почестей им быть не должно. Не надо притворяться, что были с их стороны какие-то правила игры, типа рыцарского турнира. Не надо приманивать следующих таких же завоевателей и обманывать самих себя. Нам не было пощады тогда и случись что – не будет сейчас. Золотые слова!!! Побольше таких тем, а то часто уже проскальзывает - не виноваты они, крестик надо поставить. Неплохо бы и то что понастроено сровнять 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
Опубликовано: 14 апреля, 2008 Док, огромный респект!!!!!! Очень полезное дело делаешь! 0 Упомянуть пользователя Поделиться сообщением Ссылка на сообщение Поделиться на других сайтах
